Галина Красовская - Серебряное дерево

Гранат, кряхтя, уселся на оленя, и они тронулись в путь.

К полудню мудрец и Аргамак достигли Дальнего леса.

Подъехав к опушке, они услыхали хлопанье крыльев, птичьи трели и щебет.

— У птиц что-то происходит, — сказал Гранат оленю. — Подожди-ка меня минутку, дружище, я взгляну, что там...

Опираясь на палочку, то и дело хватаясь за больную поясницу, Гранат пробрался сквозь заросли и, раздвинув кусты, глянул на опушку.

Тонкий, как прутик, мальчик в красной с горошком косынке на шее, с новеньким скворечником в руках подошёл к дереву. Он ловко влез на дерево, повесил скворечник и сказал скворцам:

— Вот вам ещё один домик. Поселитесь тут, когда вернётесь из тёплых краёв... А зимой пусть здесь поживут воробьи...

— Спасс-ибо, мальччч-чик! — важно сказал самый главный скворец, стараясь получше выговорить слово «мальчик».

— Чи-чирик-чик! Чи-чи-чик! Ччик! — повторили хором воробьи, весело порхая по веткам. — Чик, Чик! Давай придумаем песенку! Мы, чик-чирик, будем складывать слова, а Соловей и канарейки пусть сочи-чиняют мотив!

Но как ни старались воробьи, начало песенки у них никак не выходило.

Тогда мальчик пришел им на помощь. Он поднял к небу прозрачные зелёные глаза — и начало песенки было готово.

— Браво! Браво! — закричали птицы, когда Чик, смущаясь, продекламировал первый куплет.

— Эти слова чу-уууде-ееесно лягут на музыку! — нараспев произнёс Соловей и тут же насвистал мелодию. — Чу-удесно! — повторил он. — Продолжай, пожалуйста!

Ободрённый похвалой, в которой нуждается всякий сочинитель, Чик уже увереннее запел второй куплет.

Стрижи и скворчихи поддержали его, а воробушки после каждого куплета вставляли: «Чик-чи-рик!» Они очень старались сочинить этот припев складно, но ничего, кроме «чик-чирик», у них не получалось.

Зато у канареек и скворцов сочинение шло бойко. Они во весь голос распевали про свои новые домики и про то, какой добрый мальчик их приятель Чик.

Чик застеснялся, когда птицы начали его расхваливать, опустил длинные, в пол-лица, ресницы и стал смотреть себе под ноги.

А птицы между тем разошлись вовсю и хором закончили:

— Вас-солибас! — вполголоса воскликнул Гранат. — Я так давно не видел людей! А это же отличный мальчик! Я должен немедленно познакомиться с ним!.. Кхе-кхе!

Мудрец выбрался из кустов и появился на опушке.

— Добрый день! — приветствовал он всех. Птицы сделали над гостем круг, хором прочирикали в ответ «добрый день» и начали разлетаться по домам.

— Кто ты такой, мальчик, и как ты очутился в этом лесу? — спросил Гранат.

— Теперь меня зовут Чик, а когда я был маленький, меня звали Караликом, — ответил мальчик. — Я живу в соседнем лесу со своим братом Кореньком.

Несколько мгновений Гранат от волнения не мог произнести ни слова, а потом, воскликнув: «Вас-солибас! Сын Карало!», бросился обнимать мальчика.

Через минуту они уже сидели верхом на Аргамаке, и олень повёз их к домику, где жили Каралик и Коренёк.

Одряхлел за эти семь лет мудрец, пропали к старости рога у Аргамака, неузнаваемо вырос Каралик, которого теперь звали Чик. А Коренька, хоть он и стал уже взрослым, Гранат узнал тотчас же, как только подъехал к домику.

Ростом Коренёк не удался — так и остался низеньким крепышом с огненным чубчиком, — зато весь рост Коренька перешёл в силу. Мускулы его так распирали рубашку, что она кое-где лопалась по швам, а лопата в квадратных ладонях Коренька казалась игрушечной. Как и в детстве, его курносый нос был осыпан веснушками, и золотистые крапинки набились даже в круглые глаза Коренька.

Когда все кончили обниматься и успокоились, Коренёк повёл гостя в домик и усадил на пенёк, который был у них стулом. Он рассказал, как с маленьким Караликом на руках бежал из Свирелии. Шёл он куда глаза глядят до тех пор, пока не забрёл в эти леса. Тут было много грибов, орехов и ягод, и Коренёк решил построить здесь домик. Так и зажил он с Караликом, которого считал своим братом, и, как мог, заботился о нём.

Что и говорить, не очень-то весело было братьям, когда остались они одни-одинёшеньки, но потом привыкли жить в домике на лесной опушке.

Деревья, звери и птицы полюбили братьев. Старая медведица охотно угощала мальчиков мёдом, а белки, которым они помогали сушить на сучках грибы, делились с ними своими запасами. Когда Коренёк с малышом шли по лесу, деревья махали им руками, ежи от радости выкатывались под ноги, а птицы поднимали шум на весь лес.

Пока Гранат, запустив руку в бороду, слушал рассказ Коренька, в домик то и дело залетали дикие голуби, заскакивали ушастые зайцы, заглядывали любопытные лисы.

— Аи! — вскрикнул вдруг Гранат и тут же посмеялся над собой: — Кого испугался? Желтопузика, вас-солибас!

Эта безногая ящерица уже давно жила у братьев. Как-то раз Чик спас Желтопузика от когтей Ястреба, и Желтопузик с тех пор ползал по пятам Чика. Он поселился в подполе домика, следил, чтобы в доме не заводились мыши и тараканы, и смешил Чика разными проделками.

Вот и теперь он старательно кувыркался в углу. Мелькали то серая спинка, то жёлтое брюшко, и весело блестели глаза-бусинки.

Чтобы обратить на себя внимание, Желтопузик скользнул к Гранату, обвился вокруг его ноги и пощекотал языком палец, что выглядывал из порванного сапога.

Когда все посмеялись над забавным Желтопузиком, Коренёк продолжал свой рассказ:

— Я за лесом смотрю, деревья сажаю, на деревьях ранки лечу, а вот Чик, мой братишка, только и знает делать птичьи домишки, сочинять стишки да песенки, с птицами пересвистываться. Всё куда-то вверх смотрит, раз даже упал и нос себе расквасил... Зарядку не делает, от каждого пустяка насморк схватывает...

И правда, Чик тут же, как нарочно, кашлянул три раза, громко чихнул и поднял глаза к небу.

Чик тоже любил деревья, но по-настоящему сердце его принадлежало птицам. Если Коренёк рано утром посылал его к Дикой козе за молоком, то возвращался Чик только к полудню. Войдя в утренний лес, он прислушивался к лесной тишине, к земле в мохнатых росистых травах, к сонному воркованию птиц.

Потом солнце будило лес, просыпались и птицы. Они пели, чирикали, щебетали, порхая на ветках и брызгая в лицо мальчику росой.

Наслушавшись этих песен, Чик шёл к Дикой козе. А на обратном пути его окружали знакомые птицы. И не успеет он с каждой переброситься двумя-тремя словами, придумать имена для птенцов, пополнить коллекцию перышек — птицы ему дарили их в знак дружбы, — как солнце уже высоко, а молоко в его бидоне превратилось в простоквашу. За это Чику попадало от старшего брата — Коренёк терпеть не мог простокваши.