Юрий Греков - Там, на неведомых тропинках

— Сколько?

Купец, угодливо кланяясь, сказал:

— Тысяча динаров.

Трое переглянулись. Старший покачал чалмой, сунул руку за широкий пояс и бросил на прилавок тяжелый мешочек. Хозяин подхватил золото, а покупатель перекинул меня перед собой через коня, и началось мое новое путешествие. На этот раз оно было недолгим. Второй раз поднялось солнце, когда мы подъехали к подножью серых гор. Лошади зацокали копытами по камням, ловко поднимаясь по круче. И вот в конце ущелья, на скале, нависшей над пропастью, показался серый замок. Когда мои новые хозяева подъехали к воротам замка, стражники, охранявшие вход, упали на колени, и я подумал, что меня купил какой-то очень важный человек.

По темным переходам и лесенкам меня протащили на самый верх, башни. Хозяин остался за дверью, а его спутники вошли и внесли меня в комнату, оставив дверь неплотно прикрытой. Потом я понял, что хозяин подслушивал, о чем говорят за дверью.

Темноватая комната, в которую я попал, была вся устлана коврами. На них лежали большие и маленькие подушки из красного шелка и золотой парчи. А в глубине, у маленького окошка, пробитого в толстой стене, сидела девушка, неотрывно глядя куда-то вдаль. Она даже не обернулась на скрип двери.

Один из вошедших бросил меня на пол и сказал, кланяясь:

— Госпожа, мой повелитель шлет тебе в подарок этот прекрасный ковер, сотканный руками великих мастеров Востока. Он надеется, что ты снимешь со своих уст печать молчания и обратишь внимание на его несравненные достоинства.

А второй добавил:

— Повелитель не может больше ждать. Когда в третий раз взойдет луна, он придет к тебе сам. Но тогда ты станешь не первой женой великого хана, а его последней рабыней. Подумай.

Девушка даже не обернулась. Двое переглянулись, по губам их проползла кривая усмешка, и они принялись прибивать меня к стене. Тогда-то во мне что-то испортилось, и с тех пор я уже не могу летать... — Ковер тяжело вздохнул и, немного помедлив, продолжал: — Девушка даже не обернулась. За окошком быстро темнело. Вошла служанка и поставила коптящий светильник. И, когда ничего уже нельзя было разглядеть за окном, девушка обернулась. В нашей стране жили очень красивые девушки, но эта была еще красивее. Красивее даже, чем Гаоль, дочь Оледа.

И я понял, что она такая же пленница, как и я. Мне стало очень-очень жаль ее. Девушка подошла и вдруг замахнулась на меня. Я понял, что ненавистен ей. Я — подарок хана. И мне стало еще горше. Тогда я и нарушил слово, данное себе, — никому из людей не открывать тайны, что умею разговаривать, и тихо сказал:

— Здравствуй, девушка.

Глаза у нее сделались большие-большие. А я, торопясь, стал рассказывать свою историю. Она погладила меня и спросила:

— Как тебя зовут?

Я объяснил, что у ковров-самолетов не бывает имени, и тогда она сказала:

— Я буду тебя звать Килим. Ладно? А меня зовут Иляна...

История Иляны была проще и короче моей. Еще бы — ведь она была раз в десять моложе. Но горя она вынесла куда больше. Она же была человеком, а я хоть и самолет, но все-таки ковер. Вот что она рассказала, и вот что случилось дальше.

Среди холмов, поросших лесом, лежала деревенька, в которой жил со своей большой семьей чабан Илие. Пас он свое стадо овец, сыновья его пахали клочок земли, на крутом склоне холма шелестел листьями виноградник, куда осенью приходила Иляна с сестрами — снимали сочные гроздья, а потом собирались всей семьей в доме. Бродила в крепких бочонках кровь земли. Наступал нехитрый сельский праздник. И особенно весело бывало, когда приходил в гости Драгош со своей дружиной. Драгош был отважный гайдук. Еще когда он был совсем маленьким, богатей Стрымба, державший в кабале всю округу, отнял за долги землю и виноградник у старого Иона, отца Драгоша. В страшной нужде билась семья. Сначала не выдержал и умер отец, а вскоре и мать. Драгоша растили всем селом — и стал он сыном народа. А когда исполнилось ему двадцать лет, пришел он к самому старому деду в селе — мошу Костаке:

— Дедушка, — сказал Драгош, поклонившись, — пришел спросить тебя: как мне жить дальше?

Долго глядел мош Костаке своими добрыми, выцветшими от старости глазами на Драгоша, видно, вспоминая себя, когда был таким же.

— Что сказать тебе, внучек? — наконец проговорил старик. — Расскажу тебе лучше давнюю быль. Много лет назад случилось это. Жил на свете парень. Сиротой остался. Совсем такой, как ты, был. Работящий, смелый, сильный. И любил он самую красивую девушку в селе. И она любила его. Но попалась как-то девушка на глаза богачу из соседнего села, и решил он на ней жениться. Где тягаться бедному парню с богачом! Решили родители выдать ее за богатого. Трудно осудить их — хотели, чтобы дочка была счастлива. А с бедным какое счастье! И когда узнали об этом Дойна — так звали девушку — и парень ее, решили они бежать куда глаза глядят. Дойна и слышать не хотела о богаче, а у юноши в глазах темнело, когда он думал об этом.

Собрала Дойна небольшой узелок и, лишь все в доме уснули, тихонько вышла. И вот уже под дубом за околицей села видно — белеет рубаха. Только подбежала к дубу Дойна, как раздался пронзительный свист и со всех сторон метнулись черные тени. Заломили Дойне руки за спину, навалились скопом на юношу, связали. Силен он был, но очень уж много врагов насело.

— Что, бежать захотели? — послышался в темноте ненавистный голос жениха. — От меня не убежишь!

— А ты, — ткнул он сапогом в лицо связанного парня, — с кем тягаться вздумал, нищий?

Сглотнул парень с разбитых губ кровь, подкатилась она к сердцу, зажигая его ненавистью.

— Подымите его! — распорядился богач. — Смотри!

На дальней окраине села разгорался слабый огонек и вдруг, вспыхнув, метнулся в небо.

— Нет у тебя хаты! — злорадно сказал богач. — Ну, в дорогу.

И увезли Дойну в одну сторону, а его в другую. Долго пробирался парень обратно. А когда пришел домой, узнал от односельчан, что умерла его Дойна. Твердым как камень, стало сердце его, добыл он себе добрую саблю, набрал дружину таких же, как сам, и ушел в лес. Немало богатеев, обиравших народ, нашло смерть от руки гайдука. И имя его наполняло страхом черные сердца, а народ складывал песни о нем... Вот такое дело случилось в старину, — закончил дед Костаке.

Молчал старик, молчал Драгош, не решаясь нарушить тишину. Потом мош Костаке поднялся с лавки и сказал:

— Пойдем.

Из больших камней сложена была хатенка деда Костаке, — видно, сильный человек строил. Остановился мош и, указав на стену, сказал:

— Ломай!

Поднатужился Драгош, вывернул один камень, потом второй. И вдруг в проломе что-то сверкнуло. Мош Костаке протянул руку и бережно вытащил длинную блестящую саблю.

И тогда Драгоша озарила догадка: