Польские народные сказки - Польские народные сказки

Ведьмы уж по-всякому старались: и так и эдак козни ему строили. Но конюх помнил, что они на него охотятся, и все время — надо не надо — крестился. И не могли они ему повредить.

Тогда собрались они все вместе, стали совет держать.

— Пока, — говорят, — мы его не накажем, он будет про нас болтать. Надобно его унять.

Стоял за околицей большой стог сена. И наколдовали ведьмы так, что его со всех сторон огнем охватило. Хозяева крик подняли, выбежал конюх на улицу и второпях-то лба не перекрестил. И ведьмы тут же устроили так, что ему ноги-руки повыкручивало и сделался он немым калекой.

А пламя над стогом в тот же миг погасло, будто его и не было — стоит себе стог целехонек.

В ночь на святого Яна шел одни мужичонка по лесу и видит — светится что-то под дубом, словно венок из звездочек. Подошел поближе — а это новехонькие золотые дукаты.

Страшно стало мужику. Глянул он на землю — а та вся прозрачная будто стекло. Куда ни посмотри — везде серебро да золото в сундуках, горшках да котелках. Некоторые словно дымом курятся, словно пеплом присыпаны, и сквозь тот пепел сияет золото ясным огнем.

Смотрит мужик на это богатство, а оно как бы подплывает, вокруг него собирается, все ближе подступает — ну, рукой достать!

Вдруг кто-то хвать его за плечо! Оглянулся мужик, видит — ксендз не ксендз, и бос на левую ногу.

— Слушай, — говорит. — Отдай мне свой сапог с левой ноги. (Говорит, а имя божье при том не поминает.) Беда со мной стряслась, заночевал я на сеновале в одном селе, а тут буря налетела, гром гремит, молнии сверкают, ударила молния прямо в крышу надо мной, люди бегут, кто куда, спастись не чают, я тоже вскочил, одного сапога не нашел, не до того было, пустился бежать, еле-еле жив остался.

Стоит мужик, раздумывает: «Что правда, то правда: ежели господь зажег — не потушишь. Спас господь этого человека, так и я ему помогу, отдам сапог. Мне до дома недалеко, небось не помру, в одном сапоге шагаючи».

А этот — ксендз не ксендз — говорит, частит, торопится:

— Я тебе заплачу, без награды не оставлю, босому, мне по лесу не пройти, чуть ногу не повредил, дай скорее сапог, бери деньги.

Сел мужик на землю, стал сапог стягивать, а этот — ксендз не ксендз — дергает, помогает.

И вдруг где-то вдалеке-вдалеке пропел петух.

Страшно захохотал ксендз не ксендз мужику в лицо, швырнул в него сапогом. Свист, грохот пошел по лесу, дубы с корнями выламывать начало. И все богатства подземные вмиг пропали, свет погас, земля потемнела.

А все оттого, что этому мужику за голенище цветок папоротника попал. Страшное это дело: тут и в пекло угодить не долго. Но не было в том у мужика умысла, все нечаянно вышло, и поэтому черт осилить его не смог, а хитростью цветок у него выманил.

Добрался мужик до дома, посмотрел, что за монету ему ксендз не ксендз в руки сунул, глядит — а это навоз конский.

Договорились как-то звонарь с органистом добыть цветок папоротника. Вдвоем на такое дело идти нельзя — только в одиночку можно. Пошел звонарь. Органист ему молитвенник дал, с закладками против молитв, которые читать следует, свечи дал и платочек шелковый, чтобы под цветок подложить. Не подложишь шелкова платочка — цветка не добудешь: уйдет сквозь землю. А на платочке — останется.

Все сделал звонарь, как велел органист. Постелил под папоротник платочек, свечки зажег, молитвы читает.

За час до полуночи слышит: музыка заиграла. И вдруг сделалось вокруг светло, столы стоят, от яств ломятся, вокруг множество богатых господ, все танцуют, звонаря пировать зовут да веселиться. А он не отвечает, только молится.

Ударила полночь, и все исчезло, пал цветок на шелков платок, и поднял его звонарь. Боялся ужасно, чуть со страху не помер. Но с места не сошел, пока светать не начало. А как начало светать, он рысью домой!

Бежит — а навстречу ему органист.

— Есть цветок? Покажи!

А уж время звонить к заутрене. Отдал звонарь цветок органисту в руки.

— Возьмите, — говорит, — к себе домой. Я мигом отзвоню и к вам приду.

Отзвонил — приходит к органисту.

— Ну, где цветочек?

— Какой цветочек?

— Я же вам дал, когда вы встречать меня вышли!

— Да я только-только с постели встал, никуда не ходил, и ничего ты мне не давал!

Это сам черт прикинулся органистом, чтобы выманить у звонаря цветок.

В сокальских лесах в былые времена вековые деревья росли и всякого зверя хватало. И жила там пара зайцев, лет им по двести, шкуры седые, а сами — величиной с теленка.

Долго обходили люди те места стороной, но настало время, пали дедовские дубы под пилой да топором, зачастили люди в лес, и у каждого — ружье на плече. Помаленьку всякий зверь перевелся, только те два стародавних зайца в своих глубоченных норах затаились. Долго никто ничего не знал, но проведал об этом графский лесничий.

Раз приехал вам граф из чужих краев, забаву затеял, и со всей округи позвали всех графов, богатых господ, помещиков, стрелков, лесничих, — весь народ собрали на охоту. Перед самой охотой заговорили господа о разных зверях, как они их стреляли и стрелять будут — тут-то лесничий и скажи самому графу о тех зайцах.

Кто-то серну подстрелил, кто-то кабана, кто-то зайчишку, а на самого графа гонит лесничий того старого матерого зайца. Вот уже граф изготовился к стрельбе, взяли господа зайца в кольцо, все ружья подняли, думают — сейчас он заляжет. А тот вдруг прыг на елку, с елки на сосну, с сосны на дуб и был таков! Граф разозлился, лесничий из бороды седой волос рвет, стрелки плюются, ругаются, господа о невиданном диве толкуют — как этот заяц по деревьям прыгал!

Велел граф, чтобы лесничему водочки поднесли, тот выпил, стал всякие байки рассказывать, а господа слушают да головами качают. Такого зайца подстрелить любой бы рад. Да не то что подстрелить — хоть поглядеть, на него еще разочек!

— Этого уже не увидите, — толкует лесничий. — Спугнули мы его, он спрятался и не выйдет. Только бы не успел он другому-то обо всем рассказать!

На другой день назначили охоту пуще прежней. Едва рассвело, как поднялась отовсюду пальба. Много полегло всякого зверя. А лесничий с двумя сотнями мужиков всю ночь напролет по лесу рыскали, тех зайцев выслеживали. К утру выследили одного и давай гнать всей гурьбой на графа. Граф уж и прицелился, а тут заяц при всем честном народе обернулся ястребом, порх в небо! И навел на всех слепоту — целый час никто ничего не видел.

Пошли опять разговоры, и все об этих зайцах. Кто говорит, что это не зайцы, а черти искушают людей на погибель бессмертной души, кто толкует, что не стоит-де больше охотиться: мало ли какая беда приключиться может. Но старик лесничий настоял на своем — продлили охоту на третий день. А граф велел объявить, что тому, кто зайца убьет, отдаст он половину своего богатства. А тому, кто обоих убьет, все перейдет!