Уильям Николсон - Последнее пророчество

– Ты знала, какие слова он скажет. Ты слышала их еще до того, как он произнес эту фразу.

– Я просто догадалась.

– Неправда.

– Но какой в этом смысл, Анно? Они все равно не слушают! Зачем повторять им мои слова?

– Потому что это правда.

Аира ни сказала ничего, хотя в глазах женщины появился страх.

– Ты ведь точно знаешь? Случится что-то страшное? – спросил ее муж.

Аира нехотя кивнула.

Клерки двигались между пленниками, поручая им работы, соответствующие их умениям. Один из клерков с книгой остановился перед Анно Хазом.

– Номер, – произнес он.

– Что?

– Номер на запястье.

Анно поднял рукав, и клерк записал номер, выжженный на руке.

– Умение, – сказал клерк.

– Какое умение?

– Что ты умеешь делать?

– Я библиотекарь.

– Библиотекарь? Это книжки, так, что ли? Можешь работать в хранилище. У них там есть книги. Ты!

– Я? – спросила Аира Хаз.

– Номер. Умение.

Отвечая, Аира поймала взгляд мужа.

– Пророчица.

– А кто это? – удивился клерк.

– Человек, говорящий слова, которые никто не хочет слушать.

– И какой в этом смысл?

– Почти никакого.

– Что еще ты умеешь делать?

– Я умею таращить глаза, – сказала Аира. Нос женщины начал подергиваться. – Умею медленно болтать рукой из стороны в сторону…

– Она умеет шить, – поспешно перебил ее Анно, пока жена не натворила бед. – Хорошо справляется с иглой.

– Шитье, – проговорил клерк, что-то записывая в книгу. – Работы по починке. Прачечная.

Чиновник двинулся дальше.

– Не буду шить, – сказала Аира.

– Только на время, – промолвил Анно. – Прошу тебя.

Скуч, который пек лучшую сдобу в Араманте, был направлен на работу в одну из больших пекарен. Мико Мимилита отправили в пошивочную мастерскую. Креота, бывшего императора Араманта, оказалось не так-то легко пристроить. Креот заявил клеркам, что не умеет делать ничего.

– Как, вообще ничего?

– Вообще.

– А тебе не кажется, что из-за этого твоя жизнь течет слишком медленно?

– Кажется, – отвечал Креот. – Очень медленно.

– Ну что же, ты выглядишь достаточно крепким. Будешь работать на ферме.

Мампо сказал клерку, что хочет быть манахом. Пинто ужаснулась:

– Нет, Мампо! Тебя убьют!

Однако Мампо упорствовал.

– Я смогу. Я знаю, что смогу.

– Еще никто из рабов не просился в манахи, – произнес клерк. – Тебе известно, что туда берут только самых лучших?

– Меня возьмут.

Клерк посоветовался со своими товарищами.

– Ну что же, думаю, не будет большого вреда, если его испытают.

Бомен попросился в ночные сторожа. По очень простой причине: ночью, когда все уснут, он будет слушать Кестрель.

– Сторож, – записал клерк в книге.

Наконец всех пленников распределили и повели на новую работу. Рабы покинули двор, а вооруженные солдаты принялись выдергивать из толпы отдельных людей, намеренно разбивая семьи и компании. Пинто отделили от родных и отвели в сторону.

– Куда вы ведете ее? – спросила Аира Хаз. Солдаты не отвечали, хотя скоро ответ и так стал ясен. На другой стороне мощеной дороги стояла длинная череда обезьяньих фургонов с открытыми дверями, некоторые фургоны уже наполовину заполнились. В каждом фургоне находилось более двух десятков человек. Под решетками в полу лежали вязанки дров. Когда Пинто запихивали в фургон, девочка задрожала. Анно успел сказать дочери несколько слов.

– Все будет в порядке, дорогая. Увидимся вечером.

Никто ничего не объяснял людям, им даже не угрожали.

Все и так знали, для чего предназначен обезьяний фургон. Бомен и Мампо глубоко задумались. Теперь они поняли, что стены, окружавшие их, нельзя пробить, а перелезть через них так же невозможно, как если бы они уходили к небесам. Любая попытка к бегству, любое неповиновение – и их близкие сгорят заживо. Им всем предстоит теперь жить в тени обезьяньего фургона.

Анно почувствовал, что Аира закипает от ярости.

– Прошу тебя, дорогая, – умоляюще произнес бывший библиотекарь, – держи себя в руках. Помни о Пинто.

Вскоре они расстались – каждый отправился к новому месту работы.

Мампо стоял перед главным тренером школы, где обучали манахов, ожидая, когда тот заговорит. Ларе Янус Хакел сидел за столом и пристально разглядывал юношу; глаза тренера бродили по телу Мампо.

– Хм, – буркнул Хакел, видимо не впечатленный увиденным.

Он встал и дотронулся до Мампо своими громадными ручищами. Некогда, во времена выступлений на арене, тело Хакела представляло собой гору мышц. Сейчас это была груда жира. Шрамы, испещрявшие каждый видимый кусочек тела, сморщились и стали лиловыми – тренер походил на сырую сосиску, вытащенную из оболочки.

– Ты слишком изнежен, – сказал Хакел. Ничто в этом мальчике с простодушным лицом и жидкими мускулами не говорило о том, что из него может получиться манах. Хакела не интересовали юные романтики, которые в первом же поединке позволят противнику изрезать себя на мелкие кусочки. Манаха – это искусство, а не вид казни.

Тренер отвернулся.

– Пошел прочь.

– У меня получится, – сказал Мампо.

– Прочь.

– Мое тело знает, что делать.

– Прочь, говорю тебе… – Хакел обернулся. – Как ты сказал?

– Мое тело знает, что делать.

Хакел уставился на юношу. Давным-давно он чувствовал то же самое и говорил об этом теми же самыми словами. Девять лет подряд Хакел был непобедим. Неужели этот увалень обладает настоящим воинским даром?

Крякнув, тренер тяжело опустился в кресло и задумался.

– Ну, хорошо, – произнес он наконец. – Посмотрим, что ты умеешь.

Хакел был человеком благоразумным. Не стоит убивать мальчишку лишь за то, что он вбил себе в голову дурацкую мечту. Хакел позвал одного из новичков, крепкого бойца по имени Бенс.

– Надень учебные доспехи. Я хочу посмотреть на новенького.

Мампо раздели и подогнали наручи и поножи. В отличие от боевых доспехов, на месте ножей, торчащих у колена и запястья, а также на шлеме тренировочного облачения были укреплены короткие металлические шишки. Мампо повели на тренировочный ринг, где роль песчаной насыпи исполнял приподнятый деревянный настил.

Партнер дружески похлопал юношу по руке и сказал:

– Не бойся. Я не сделаю тебе больно.

– Ты даже не дотронешься до меня, – ответил Мампо. Уверенность парня удивила тренера. Мальчишка либо очень хорош, либо непроходимо глуп.

Для Мампо, разминавшегося перед схваткой, все было предельно просто. Он чувствовал, что на арене сможет выглядеть достойно, но главное – его сжигало желание сражаться. Боевой пыл придавал ему сил, толкал в бой. Даже Хакел смутно ощущал этот азарт, хотя и не на него была направлена ярость новичка.

Тренер уселся на скамью рядом с рингом и подал Бенсу знак. По обычаю манахи воин вышел на арену, пританцовывая. Мампо следил за Бенсом, не отводя глаз, тело его безупречно повторяло движения опытного бойца. Хакел одобрительно хмыкнул. Мальчишка двигался превосходно. Бенс сложился вдвое в классическом выпаде «колено-кулак-колено», однако Мампо угадал это движение и блокировал каждый удар четко и быстро. Внезапно юноша оказался позади Бенса и одним ударом кулака поразил бойца в спину.