Тамара Крюкова - Хрустальный ключ

— На угощение вам гневаться не придется, — сказала Вечорка, хлопнула три раза в ладоши, взмахнула широким правым рукавом летника, и все яства на столе превратились в настоящие; взмахнула левым, — все напитки запенились и заискрились.

— Классно! — восхитился Петька.

— Гостям красный угол, а я насупротив сяду. Да вы кушайте, не стесняйтесь.

Петька с Дашей не стали дожидаться повторного приглашения. Они набросились на еду, потому что последний раз ели еще в харчевне у Лакомки. Казалось, с тех пор прошла вечность.

ю Какие странные у вас с сестрами имена, — сказала Даша, которая терпеть не могла поговорку: «Когда я ем, я глух и нем». «Когда я кушаю, я говорю и слушаю» нравилась ей гораздо больше.

— Да чего ж тут странного? Я под вечер родилась, вот и назвали меня Вечоркой. Средняя сестрица родилась посеред ночи, и нарекли ее Полуночкой, а младшая сестренька родилась аккурат под утро, вот и имя ей Зорька. До осмнадцати годков жили мы все дружно, да ладно, никогда не разлучались, а потом развела нас судьба по разным царствам. Теперь-то мы и не видимся никогда, разве что весточку друг другу перешлем — и то радость.

— А почему вы не видитесь? — любопытствовала Даша.

— Потому что супруги наши друг друга на посту сменяют, да никогда вместе не бывают. С тех самых пор, как унес меня Дракон Медный не видала я сестер своих любимых, — вздохнула Вечорка.

Петька аж поперхнулся:

— К-какой дракон?

— Медный, — Вечорка выглянула в оконце и сказала, — Вы, однако кушайте, да не задерживайтесь. Как повечеряем, я вас к Полуночке направлю, а то не ровен час мой муженек возвратится, не миновать тогда беды.

— Так, может, мы лучше с собой на дорогу чего-нибудь прихватим и сразу уйдем? — заторопился Петька. Как ни нравилась ему Вечорка, а встречаться с ее суженым у Петьки желания не было.

— Как же вы такая красивая, а муж — дракон, — у Даши глаза с перепугу стали круглыми.

— Бог с тобой. Мой суженый не дракон вовсе, а витязь прекрасный. Да вы, поди, мою историю не знаете? Кушайте, время еще ждет, а я вам пока расскажу все по порядку.

«Росли мы у матушки счастливо, горя не знали, а однажды пошли на речку купаться. Разыгрались так, что про все позабыли, а потом вдруг видим, потемнело небо. Глядь, а на нас дракон летит медный о трех головах. Спрятались мы в кусты, думали, не заметит, да только волосы у меня от рождения больно приметные, огненные, словно пожаром полыхают. Вот змий постылый на меня глаз и положил. Прилетел он под вечер того дня, когда исполнилось мне осмнадцать лет, налетел словно вихрь на нашу деревню, враз несколько домов подпалил. Все попрятались от страха, а он, ненавистный, и молвит:

„Отдайте мне ту, у которой волосы словно огонь горят, а иначе никому пощады не будет, всю деревню запалю, в пепел превращу, по ветру развею“.

На всю деревню только я такая медноволосая. Всем миром люди к нашему дому собрались челом бить, чтоб матушка моя меня к дракону отправила, да деревню от погибели уберегла. Закручинилась моя матушка, заплакала горючими слезами. Не смогла свое дитятко дракону отдать. Увидала я, как все убиваются и поняла, что не будет мне счастия, и белый свет мне с овчинку покажется, ежели я деревню погублю. И убежала я к дракону в полон по доброй воле. Только за околицу выбежала, как дракон меня схватил и уволок сюда, в Царство Медное.

Долго ли, коротко ли томилась я у змия постылого в заперти, только явился однажды добрый молодец красивый да статный, что ясно солнышко, а волосы, точно мои, огнем горят. Звали его славный витязь Закат. Сразился он с ненавистным чудищем, снес ему все три головы с плеч долой и стал правителем Медного Царства, а я ему верной женой. С тех пор и живу здесь не пленницей, а царицей. Каждый день моего суженого поджидаю. Как вернется он со своей дружинушкой, все воины славные — лучи солнышка заходящего, да как сядут они за пир, так все в городе разом оживает, да нашему счастию радуется».

ю А почему нам нельзя встречаться с витязем Закатом? Он что, злой? допытывалась Даша.

— Что ты, что ты. Он добрый да ласковый. С ним и небо алеет, и птицы в лесу вечерние песни поют, а каждая былинка к пению прислушивается, но любовь его так горяча, что все кругом себя опаляет. Потому он и держится всегда поодаль, чтобы теплом землю ласкать, а не пожаром жечь. Простому смертному его жаркой любви не вынести, так что не след вам с ним встречаться.

К тому времени как Вечорка завершила свой рассказ, Петька с Дашей окончили трапезу.

— Ну, пора вам в путь сбираться. Напрямки до Полуночки не добраться. Дорога к ней лежит через Ледяной дворец. Двери в него вам любовь отопрет. А из дворца сами выбирайте по темну идти или по светлу.

— Нам бы лучше по светлу, — сказал Петька.

— Это уж как пойдете. Только помните: из Ледяного дворца к Полуночке две двери ведут: одна — белая, другая — черная. Выйдете через белую дверь, попадете на светлый путь, а через черную, так лучше б вам и не выходить.

— Конечно, в белую пойдем. Спасибо, что предупредили, — поблагодарил Петька. — А как к Ледяному дворцу попасть?

— Путь туда лежит через Нечистый Лес, где всякая нечисть пробавляется, — покачала головой Вечорка и, видя, что дети загрустили, продолжила, — да вы не кручиньтесь, я вам пособлю. Дам я вам коня из своей конюшни.

Вечорка вывела гостей на крыльцо и хлопнула в ладоши:

— Эй ты, волчья стать, травяной мешок!

Застоялся, чай, мой резвой конек?

Предо мною появись,

Да конем оборотись!

В тот же миг земля задрожала и взвился посреди двора огненный столб, а когда утихло все, Петька с Дашей увидели, что стоит перед крыльцом конь-огонь. Грива и хвост словно пламя пылают, из-под копыт искры сыплются. На месте не стоит, так и пританцовывает.

— Чай, в седле держаться умеете? — спросила Вечорка, лукаво поглядев на ребят.

Петька приуныл. Когда-то он ездил на лошади в парке. Маленьких детей, вроде Дашки, там катали на повозке, а на совсем смирных и старых клячах, которые не то что галопом, но и шагом-то ходили еле-еле, разрешали кататься верхом. Тихие парковые кобылы ничего общего не имели с этим рвущимся с места скакуном.

— Петя на коне запросто скачет. Он все умеет, — гордо выпалила Даша.

Петька понимал, что это громко сказано, и как бы невзначай вставил:

— Вообще-то я на таком коне ни разу не ездил.

— На таком коне мало кто езживал. Конь-то не простой, а двоедушник, сказала Вечорка.

— То-то я смотрю, он норовистый такой. Не сбросит? — поинтересовался Петька тоном человека, хорошо разбирающегося в породах лошадей. По правде говоря, кроме владимирского тяжеловоза и лошади Пржевальского никаких других пород Петька не знал, вот теперь разве что еще двоедушника.