Марк Розовский - Сказки для Саши

И командует:

– Войска, к бою!

Все войска тут же за его спиной.

– За Родину! В атаку! Вперёд!

И с развязанным пупком на своих же енералов и маршалов как бросится.

Что тут началось!..

Пушки палят, шашки наголо, кто-то что-то кричит, кто-то с кем-то по телефону переговаривается… Некоторые упали. Другие стонут. Третьи врассыпную… Дым… кровь… Знамёна заместо штыков используются… Пулеметы стрекочут, танки друг друга давят, никак подавить не могут… В общем, хуже некуда, военное положение, атмосфера страха, время подвигов… Еле скрутили Ахромея, овладели, так сказать, нештатной ситуацией. Отправили его в штрафбат. Пусть там себя заново героем показывает.

С той поры на Красной площади парады нормально проходят. Солдатам уже не доверяют их принимать. Несмотря ни на какие их былые заслуги и доблести. Доверяют это дело только енералам и маршалам. И правильно. У них никогда пупок не развязывается.

Утром бабушка потеряла очки, а уже к вечеру их нашёл её внучек. Бабушка несказанно обрадовалась.

– Ах, Сергуньчик, ты меня прямо спас. Спасибо тебе большое. Я же без очков ничего не вижу.

Сергуньчик в этот момент стоял у зеркала, и посмотрел на себя. Надо сказать, он сам себе понравился.

Ну, в самом деле, он же «спас» бабушку. Не верите?.. Так ведь бабушка сама так сказала. Сергуньчик даже скромно улыбнулся:

– Теперь я спаситель бабушки! – подумал он. Но при этом ещё заметил:

– А у меня хорошая улыбка. По-моему, я обаятельный.

На следующий день бабушка уронила кружку с молоком. Молоко разлилось по полу, а кружка закатилась под стол. Бабушка очень расстроилась.

Сергуньчик схватил тряпку и вытер белую лужу, затем вытащил из-под стола кружку и протянул её бабушке.

– Ах, Сергуньчик, – сказала бабушка. – Какой же ты хороший мальчик!.. Ты просто чудо, а не внучек!.. Спасибо тебе, родной!..

Сергуньчик тотчас бросился к зеркалу и стал себя снова разглядывать.

– А что?.. Я действительно хороший! Прекрасно выгляжу!.. да и внутренне я молодец во всех отношениях. Я же помог бабушке!.. А она, может быть, и не нуждалась в моей помощи, а я, ни о чём не думая, превозмогая неудобства, упал на колени… я работал, работал, делая грязную работу… и я сделал то, что должен был сделать… И бабушка высоко оценила мой подвиг… Она назвала меня «чудом». Как это верно!.. Как точно сказано!.. До чего правильное слово подобрано!.. И теперь… теперь мне надо соответствовать этому определению!.. И я буду, буду соответствовать!..

А на следующий день бабушка заболела.

– Сергуньчик, сходи, пожалуйста, в аптеку. Мне нужно срочно лекарства купить.

А внучек-то и не пошевелился.

Он стоял перед зеркалом и размышлял:

– Вот он я, в полной красе. Бабушка называет меня «Сергуньчиком», а потом велит «сходи». Что за тон?! Ну, да, сказала для видимости «пожалуйста», и я должен этому «пожалуйста» верить?! Дураков нету в аптеку ходить!.. Я тебе нанялся, что ли?.. «Мне нужно»!.. Мало ли чего тебе нужно?! Мне тоже, между прочим, в этой жизни кое-что нужно, но я же никого ни о чём не прошу!.. И потом… почему это должен делать именно я?.. Всётаки бабушка, хоть и прикидывается тяжело больной, могла бы вполне и сама побеспокоиться о своем здоровье. Барыня какая нашлась!..

– Сергуньчик, милый, что-то мне совсем нехорошо. Пойди, солнышко, в аптеку, и поскорее. Сбегай, родненький, за лекарствами!.. У меня в глазах темно и сердце бьётся…

Сергуньчик даже не шелохнулся.

Он продолжал смотреть на себя в зеркале и думал о своём.

– Почему она меня оскорбляет?.. Почему называет меня «милым»?.. Какое я ей «солнышко»?! Неужели она не понимает, что, делая мне эти сомнительные комплименты, она только ещё больше унижает меня, оскорбляет до невозможности? Что за чушь! Я не «милый» и не «солнышко». Отнюдь. Выбирай выражения, бабушка. И если ты хочешь, чтобы я оставался твоим внучком, ты должна тысячу раз подумать, прежде чем обзываться. Да, я красив, я хорош собой во всех отношениях, но даже ослу ясно, что я не такой козёл, как вы думаете. Я не позволю так собой помыкать. И, наконец, последнее: разве можно, даже в дурном сне, представить, что я… Я!.. да, да, тот самый человек, который смотрит сейчас на вас из зеркала, побежит сейчас в какуюто мерзкую аптеку за какими-то гадкими лекарствами? И для кого?! Для какой-то дряхлеющей старушки, которой уже давно пора на тот свет!.. нет!.. Я не поддамся этой бабке, которая только по недоразумению является моей бабушкой!

– Сергуньчик, внучек мой род…

Она не договорила. Тьма нахлынула на её глаза и прикрыла веки.

Навеки.

В одном королевстве много лет назад правил король Мордобой 5-й. До него в той стране уже были четыре Мордобоя, и все, как вы понимаете, отличались большой жесткостью. Но Мордобой 5-й был, что называется, самым-самым. Особенно по части мордобоя.

Любил он, очень любил ко всему руку приложить. А рука в виде кулака, да ещё в перчатке.

А в перчатку Мордобой закладывал ещё и свинчатку. Так что удар получался в сорок раз сильнее, чем обычным кулаком.

Почему в сорок?.. А всё рассчитано. Во дворце Мордобоя в каждой комнате стояли специальные силомеры – такие механизмы, на которых король мог тренировать каждый свой удар и знать, точно знать его тяжесть.

Да только нашему Мордобою всё было мало.

Решил он свой удар увеличить не в сорок, а в четыреста раз. Очень уж ему этого хотелось.

Вот вызывает он к себе двух учёных с мировым именем – Эйна и Штейна – и говорит им о своей просьбе.

– Это, – говорит, – заказ государственной важности. И мне нужно, чтобы вы выполнили его в наикратчайшие сроки. Так что думайте, авось, что-нибудь этакое и придумаете.

Эйн и Штейн замялись, они не привыкли думать по госзаказу.

– Мы, – говорят, – вообще-то физики. Мы вообще-то другими проблемами занимаемся.

– Какими другими?

– Проблемами природы. Её тайнами. Космосом интересуемся. Хотим, к примеру, в следующем тысячелетии в соседнюю галактику заглянуть. А вот к вашему кулаку нас как-то пока не тянуло. Мы почему-то проходили мимо вашего кулака.

Мордобой выслушал этот ответ и говорит:

– Вы арестованы.

– Как? – изумились Эйн и Штейн.

– А вот так, – отвечает им Мордобой. – Будете в тюрьме у меня работать и сидеть. И пока не сделаете того, чего я прошу, я вас, собак, из тюрьмы на волю не выпущу!

У Эйна было двое детей, а у Штейна – скрипка.

– Сделаем, – уныло сказали арестованные Эйн и Штейн.