Марк Розовский - Драматургия в трех томах. Том третий. Комедии

Издание осуществлено при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

© Розовский М.Г., 2021

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2021

ИЗДАТЕЛЬ.В третьем томе Вы собрали свои «Комедии». Сразу вопрос: а почему?.. Может быть, с «комедий» следовало начать? Была бы хорошая затравка!.. Или – сработала привычка к старому формату – юмор в конце книги, всегда «на закуску»?

АВТОР.Никоим образом. Комедийный жанр не только в театре, но вообще в искусстве – считаю самым сложным, самым труднодостижимым… Он – венец игрового типа мышления, вершина литературная и чисто духовная. Аристофан, Рабле, Свифт, Сервантес, Гоголь, Ильф и Петров, Булгаков, Эрдман, Горин – можно вспомнить еще десятки имен, ставших классикой иронического мировидения, – они создали шедевры, до которых не дотянуться. Даже самый Большой Серьез пронизан смеховой культурой. Она искрит у Шекспира и Чехова, то и дело обнаруживается у Достоевского… Между прочим, «Фауст» написан Гете в форме пьесы, поэтика которой точнее всего определима как ТРАГИКОМЕДИЯ. Все это я к тому, что в сравнении с образцами жанра мои «Комедии» в этом трехтомнике являют собой не более чем «уголок сатиры и юмора».

ИЗДАТЕЛЬ.Однако начинали Вы как писатель-сатирик.

АВТОР.Скорее как эстрадник. Не стесняюсь этого слова. Очень талантливые неординарные люди (см. мою пьесу «Дуэт из Москонцерта») работали в так называемом разговорном жанре. Не буду говорить об Аркадии Райкине – титане театра миниатюр, у него мы учились азам эстрадного искусства, а далее его феноменальной актерской технике. Многие «эстрадники» умели мыслить на сцене, озоровать, быть неповторимыми личностями. Я восторженно относился ко многим из них, видя уникальное мастерство, соединяющее свободу сценического изъявления с интеллектом и способностью к суперудачным импровизациям. Комедийное состояние звало к умному дурачеству, к раскрытию дара прямого общения со зрительным залом: придумыванию ребусных метафор и всяких формальных ухищрений. В эстрадной студии МГУ «Наш дом» я получил первые опыты сочинений для сцены. На авторских сборищах в веселой компании мы коллективно «бредили» в жанре миниатюр, изобретая новые формы и, как нам казалось, чередуя эксцентрические «находки» и трюки с ярой публицистикой и остротами на современные темы. До этого мы не без успеха пробовали себя в так называемом «капустничестве», – будучи от природы весельчаками, мы то и дело переходили за черту официально дозволенного, – но очень быстро поняли, что нам следовало отказаться от зубоскальства и мелкотемья, замахнувшись на серьезные сатирические обобщения, пытаться освоить импровизацию (самый сложный вид театрального искусства, как я считаю) и, главное, научиться строить любой сюжет с поворотом в конце. Мы учились друг у друга и уважали себя за умение «подавать репризу» и общаться с залом. Эта была наша школа, школа «Нашего дома». Здесь волей-неволей произошло мое рождение как драматурга. На дворе шел год 1962-й, когда я воспользовался потерей бдительности со стороны меня окружающих друзей, сел за стол и написал первую свою пьеску под названием «Целый вечер как проклятые». Сейчас ее смешно читать, но…

ИЗДАТЕЛЬ.Был успех?

АВТОР.Не то слово!.. Это была «бомба»!.. Зрители на премьере – балдели в шоке, смеялись и затихали, боясь пропустить что-то из текста… Актеры удивляли ритмикой звукоречи и выглядели законченными мастерами гротеска. После часового спектакля каждый раз клуб МГУ устраивал бурные «Диспуты о мещанстве» (наподобие тех, что происходили в 20-е годы), у нас выступали под стенограмму Виктор Шкловский, Григорий Померанец, Леонид Жуховицкий, Вадим Межуев, Игорь Ицков… Цвет мыслящей страны! Это было совершенно ново и показывало, что в студенческой среде люди думали остро и свободно. Официоз затрясся от происходившего в нашем театре. Рецензии написали выдающийся критик Константин Рудницкий и будущий министр культуры России Евгений Сидоров. Есть свидетельства, что пьеса привела в восторг Андрея Тарковского. Ее тут же поставили в Польше на телевидении, где она получила «Золотую маску». На Первом Всесоюзном фестивале студенческих театров «Наш дом» показал «Целый вечер» и получил звание лауреата, удивительно, но фрагменты этой пьесы по сей день исполняют с эстрады Александр Филиппенко и Максим Виторган…

ИЗДАТЕЛЬ.Чем все же объясняется этот успех?

АВТОР.Не мне рассуждать, но, вероятнее всего, наша тогдашняя публика впервые столкнулась с новым для себя театральным языком, а именно – с театром абсурда. Недаром в той же Польше один из критиков назвал меня «советским Ионеско». Это, конечно, было комплиментарным преувеличением, но тут интересно другое: моя пьеса выглядела рядовым открытием во времена «шестидесятничества», когда изобретение велосипеда и полет в космос оказывались, как сказали бы сейчас, в едином тренде. Время такое наступило!.. Умы рассвобождались, энергия клокотала, наив опережал все и вся, фантазия работала на двигателе внутреннего сгорания… цензура растерянно смолчала. А нам хотелось доказать, что мы не лыком шиты и кое-что умеем вершить самостоятельно. Причем в противовес убогому соцреализму с его фальшивой бытовщиной, несовместимой с фантазийным гротеском и условностями нового искусства.

ИЗДАТЕЛЬ.Что явилось толчком для написания первой пьесы, да еще в стиле западного «театра абсурда»?

АВТОР.В книге профессора Дживелегова приводились поразившие меня цитаты из драматургии Эжена Ионеско. Но подражания с моей стороны не было!.. Все проще: находясь в гостях, я услышал из соседней комнаты, где, видимо, происходило шитье, реплику, которую можно было посчитать ирреальной, между тем, она – совершенно бытовая…

ИЗДАТЕЛЬ.Что же это за реплика такая?

АВТОР.«Не держите иголку во рту!» Меня как молнией ударило, когда я это услышал. Оставалось продлить диалог, который казался гротеском, но имел абсолютно натуральную природу. Я стал прислушиваться к окружавшим меня разговорам, и сама собой получилась необычная пьеса, рожденная как бы из болтовни… Вот такой был первый опыт.