Марк Розовский - Драматургия в трех томах. Том третий. Комедии

Наблюдение за обыденной жизнью стало самодостаточно, ибо своей дотошной подробностью давало новый стиль, новый язык – гиперреализм. Образ вырастал из текучести времени в пространстве и, собственно, фиксация данного времени или его отрезка создавала образ. Театр подхватил этот прием, отказавшись от театральности как таковой. Выхваченные из потока жизни безобразия в силу своей тотальной правды действовали и привели к моде на «чернуху» (Л. Петрушевская, Н. Садур, в дальнейшем опыты «новой драмы»). Я же всеми силами обходил «чернуху», ища в натуре чисто комедийный акцент. Перед вами три пьесы, написанные и поставленные в этом ключе.

К этому циклу, пожалуй, примыкает комедия «Дуэт из Москонцерта», рассказывающая о жизни артистов в советское время. И не просто артистов, а эстрадных артистов. Дело в том, что среди эстрадных артистов в советское время встречались удивительно талантливые личности, которые выступали с какой-то ерундой, а в жизни проявляли свои совершенно уникальные характеры. Они могли быть одновременно пошляками и остроумнейшими людьми – в зависимости от обстоятельств жизни, гигантами и карликами, мелочными и щедрыми, поразительно образованными и фантастическими невеждами… Они бывали циниками и романтиками, честнягами и плутами, добрыми и злыми… Атмосфера, в которой они жили и творили, была по-особому устроенной и неустроенной – из-за гастролей по необъятной стране, из-за постоянной зависимости от количества концертов и успеха или неуспеха у широкой публики… Певцы, музыканты, артисты «разговорного жанра», жонглеры, чечеточники, фокусники, известные и малоизвестные – вся эта огромная семья лицедеев всех мастей жила бурной жизнью творцов и халтурщиков… Но все они, без исключения, были чрезвычайно ЖИВЫЕ люди – со своей судьбой и со своими странностями, взлетами и падениями…

Прочитав однажды прелестные, полные юмора воспоминания Бориса Сичкина, я вдохновился ими на написание пьесы, посвященной артистам эпохи Москонцерта. Сегодня эта «уходящая натура» действительно ушла из жизни и воспринимается как «ретро», но вместе с музыкой тех незапамятных времен, мне кажется, она может взволновать и позабавить сегодняшнего зрителя… Взволновать и позабавить. Это ли не цель Театра?

ИЗДАТЕЛЬ.Можно ли объединить в блок следующие Ваши пьесы – «Крокодильня» по Ф.М. Достоевскому, «Как поссорились И.И. с И.Н.» по Н.В. Гоголю, «Джойс, или Старая сладкая песня любви» по «Улиссу» и, наконец, «Говорит Москва, или День открытых убийств» по произведениям Юлия Даниэля?

АВТОР.Пожалуй, можно. Ведь все они имеют в первоисточниках прекрасную литературу. Но это не в чистом виде «инсценировки». Их комедийная драматургия строится – по крайней мере, мне хочется на это надеяться – не только на воспроизведении сути первоосновы, но прежде всего на толковании этой самой сути. Речь не идет здесь о так называемой АКТУАЛИЗАЦИИ знаменитой в свое время прозы, а о творческом переложении словесного массива на язык театра. При всей стилистической разности эти пьесы, наверное, роднит глубинное уважение к авторскому миросознанию, посылающему сигнал сценическому воплощению. Сгустки времени и персонажные судьбы в этих комедиях трагикомичны, и Вами отмеченный блок поэтому представляется мне довольно мощным доказательством, что смех как таковой не есть прежде всего развлечение, а возможность думать и страдать из-за несовершенств этого мира.

Теперь о пьесе «Джойс, или Старая сладкая песня любви».

У этой пока непоставленной пьесы есть своя предыстория. Однажды я разговорился о великом романе 20-го века «Улисс» с его великим знатоком – Екатериной Юрьевной Гениевой, директором Библиотеки Иностранной литературы. Мы сошлись во взглядах на роман. И вдруг в конце нашей беседы умнейшая и кристально честная Катя, с которой мы были очень дружны, заявила:

– Вот роман, который невозможно инсценировать. Невозможно представить на сцене.

– Почему? – спросил я, чуток обидевшись за себя и за Театр.

– Потому хотя бы, что в нем тысяча страниц, а в пьесе – 60!

Через какое-то время я принес Екатерине Юрьевне рукопись пьесы (56 страниц). Она прочла и одобрила мною написанное, сказав:

– Я не понимала, как это можно было сделать, но вы, Марк, это сделали. Ставьте!

Мне было чрезвычайно дорога эта оценка.

Сегодня незабвенной Кати нет в живых.

Свою публикацию я посвящаю ее светлой памяти, поскольку Екатерина Юрьевна Гениева стояла у истоков этой работы, феноменально непростой и рискованной. Мне нравится экспериментировать в театре, и я считаю эту работу экспериментальной от начала до конца.

Конечно, «всего Джойса» с его переусложненными метафорами, связями и перекличкой образов, грандиозным языком и переходами из площадного бытия в ирреальность, может быть, и невозможно воплотить в художественной полноте, но, даст Бог, попытаться поискать театральный аналог этой сногсшибательной прозе мне очень хотелось. Зачем? Чтобы стали ощутимы и Авторская философия борьбы дисгармонии жизни с ее всегда ускользающей гармонией, и разноцветность нашего бытия, в котором всесильная чертовщина тщетно пытается совратить человека, сбить его с бесконечного пути – к дому, к любви и к Богу. Всю жизнь я был снедаем желанием превращать несценичное в суперсценичное, в сверхтеатр (даже «Телефонную книгу» хотел инсценировать!), и вот вам «Джойс», которого представить на сцене реализованным казалось практически невозможно.

В связи с этим хочу особо сказать о трагикомедии по прозе Ю. Даниэля. Имя Даниэля для шестидесятников прошлого века, как тогда говорили, – культовое. Но если, говоря о Сталине, при слове «культ» люди вздрагивали и напрягались, то при фамилиях «Синявский и Даниэль» те же люди делали акцент на слове «личность». Эти талантливые и смелые личности стали известны всей думающей стране, ибо бросили вызов системе и были осуждены системой на тюрьму и занесение навеки в «черные списки». Суд над ними состоялся между судом над Бродским и вводом советских войск в Чехословакию, то есть в период бурного рас-свобождения общественного сознания в эпоху нескончаемого застоя перед грядущей перестройкой. Интеллигенция вступилась за несогнув-шихся писателей, нарушивших табу и опубликовавших свои произведения за границей. А Контора Глубокого Бурения выявила тысячи «подписантов» писем в защиту Даниэля и Синявского – тем самым придвинув перестройку в нашей истории и подготовив будущий раскол общества. О конечно, никто в мире тогда не знал, что крах Советского Союза неминуем не из-за Горбачева с его спасительной идеей «социализма с человеческим лицом», а именно потому, что это лицо было перебито в кровь событиями, о которых я упомянул.