Андрей Максимов - Сказки для тебя

И, если ты сегодня кого-нибудь спас – тоже заснёшь легко, несмотря на то, что сказка была такой страшной. А чтобы совсем хорошо уснуть, надо подумать перед сном о чём-нибудь приятном.

Например, Мальчик, засыпая, подумал: «Бывает же в жизни такое! Казалось бы, незаметные существа – тапочки, а пришла пора – и они помогли спасти саму принцессу».

И он посмотрел на тапочки с уважением. А тапочки на него не посмотрели. Они уже спали. Всё-таки спасать принцесс – нелёгкое дело…

Каждый вечер Мальчик выходил на проспект и смотрел на огоньки проносившихся мимо автобусов и машин.

Вот раньше были такие люди (есть они и сейчас, но их почему-то становится всё меньше), которые любили серыми сумерками сидеть на железнодорожной насыпи и смотреть на проносящиеся внизу поезда. Мальчик жил в самом центре большого города, и поездов рядом не было. Зато каждый вечер можно было выходить на проспект и смотреть, как жёлтые копья фар режут черноту ночи.

Мальчик всегда завидовал фарам: ведь их было две, а вдвоём ничего не стоит пробить темноту.

Ещё Мальчику очень нравилось распознавать характеры машин. Вот мудрые, трудолюбивые грузовики, очень важные. «Запорожцы», правда, тоже ехали с важным видом, но это была вовсе другая важность. «Запорожцы» ведь самые маленькие машины, вот и приходилось важничать, чтобы никто этого не заметил. Расторопные «РАФики» поражали своей деловитостью.

Но больше всего Мальчик любил троллейбусы. Троллейбус со вздохом подходил к остановке, открывал двери и, снова обиженно вздыхая, отъезжал. Большие стёкла троллейбусов смотрели на мир смиренно и печально.

Мальчик сидел на непонятно кем и зачем поставленной тумбе и ждал чуда. Он был уверен: если чудо и придёт в город, то непременно по проспекту. И чудо, конечно, появилось. (Чудо всегда так делает: если его ждут – обязательно приходит).

Правда, поначалу казалось, что это вовсе не чудо пришло, а несчастье: у проходящего мимо Троллейбуса сломалась штанга. Может, от усталости, а, может, из вредности, только вдруг переломилась штанга пополам, искры спрыгнули на землю, и Троллейбус, как ни старался, с места сдвинуться не мог.

Рассерженный водитель объявил, что Троллейбус дальше не пойдёт. Он выскочил на дорогу, ударил по ней и сказал: «Всё, завтра пересаживаюсь на «РАФик». Надоел этот медленный, вечно вздыхающий Троллейбус!»

Троллейбус тяжело вздохнул, и на его глазах-стёклах появились слёзы. Шофёр подумал, что начался дождь и убежал прятаться.

А Мальчик понял, что Троллейбус плачет от обиды. С ним тоже так бывало.

Он подошёл к Троллейбусу и сказал:

– Ну что ты плачешь, а? Подумаешь, штанга сломалась. Всяко бывает.

– Никогда-никогда, – вздохнул Троллейбус. – Никогда в жизни я не смогу больше ездить. Меня сдадут в металлолом и сделают из меня автобус или машину. А я хочу быть троллейбусом!

И Мальчик подумал: «Неужели же, если я очень-очень захочу, то не смогу помочь Троллейбусу?» А потом он ещё подумал: «Ведь заводят же люди у себя кошек и собак, почему бы не завести Троллейбус? Когда никому до тебя нет дела, можно и с Троллейбусом подружиться».

И он вынул из своего ботинка шнурок, привязал один его конец к сломанной штанге, другой взял в руки и сказал:

– Поехали!

– Что ты притащил? – возмутился папа. – Что за чудище?

– И где он будет жить, он же разносчик грязи? – спросила мама.

– И вообще он у нас не поместится, – подытожила бабушка.

– Неужели, если Троллейбусу некуда деться, он не сможет поместиться у нас? – удивился Мальчик.

– Смогу! – сказал Троллейбус.

И поместился.

Как ему это удалось – совершенно неважно. Важно, что теперь вечерами Мальчик выводит Троллейбус гулять на проспект, они вместе смотрят на мелькающие огоньки, и Мальчик больше не завидует фарам, которые вдвоём разрезают тьму. А когда кто-нибудь ругает Мальчика, ему есть кому пожаловаться на свою судьбу.

Вот и вся история. Пожалуй, ещё можно добавить, что, когда Мальчик выгуливает свой Троллейбус, все прочие троллейбусы – взрослые, большие, грустные – очень удивляются: почему это у их собрата вовсе не несчастный, как это принято у троллейбусов, а вполне даже счастливый вид.

А ты понимаешь – почему?

Жил-был Ветер. Он был огромным и сильным. И поэтому сам себе казался прекрасным: так бывает.

Ветер был везде: на земле, в небесах, на море. Просто вот куда ни глянь: всюду можно встретить Ветер.

Бывало просто в комнате сидишь, а он вдруг – р-раз! – и сбросит со стола бумажку какую-нибудь: так хочет Ветер на себя внимание обратить. Трудно Ветру без чужого внимания.

А Туча жила на небе, и больше нигде не жила. Она плыла по синеве небес мягкая и пугливая.

В ней была та грациозность, которая свойственна настоящим тучам. Не этим облачкам, что всё пыжатся стать больше и грознее, и не этим, вязким и противным, старым тучищам. Такая грациозность была свойственна только ей.

Она плыла по небу легко и независимо, – так в стародавние времена, когда ветер был ещё совсем молодым и не таким буйным, плавали по морю прекрасные многопарусные шхуны.

Разумеется, однажды они встретились: Ветер и Туча. Если б этого не случилось, сказки бы не было: любая история в этой жизни начинается со встречи. Кончается, правда, по-разному…

Когда Ветер увидел Тучу, ему показалось, что он напрасно продул всю свою предыдущую жизнь.

Ветер забыл, что был когда-то сварливым сквозняком, которого все опасались, но никто не уважал. Он запамятовал, что в молодости был он лёгким ветерком, который разве что и мог, так это гонять по асфальту обрывки газет. Он не хотел вспоминать, как завидовал урагану, и понимал: ему таким никогда не стать.

Ветер увидел Тучу и понял: он способен на всё. Ветер влюбился. А когда кто-то влюбляется, – хоть Ветер, хоть человек, – он всегда делает опрометчивые выводы.

Ветер не знал, как обратить на себя внимание Тучи, и погнал её по синему небу.

И Туча плыла, подвластная его дуновеньям, но, как всякая настоящая Туча, делала вид, что это она сама так плывёт, и Ветер тут вовсе ни при чём.

Ветер глядел на её жемчужные мягкие бока, и понимал: сейчас, именно сейчас, и только сейчас начинается настоящая жизнь. Ему захотелось обнять Тучу, сказать ей самые главные, самые добрые слова.

Ветру ужасно нравилось, что он такой могучий, сильный, прекрасный. В общем, лучше всех…

Когда Ветер опомнился: Тучи уже не было.