Дмитрий Молдавский - Русская сатирическая сказка

Сказки Глухова и других сказочников-пермяков (С. К. Киселева, Н. Ф. Шешнева) хотя и содержат индивидуальные черты юмора, но за рамки традиции обычно все-таки не выходят.

К сожалению, о целом ряде сказочников этого периода мы не располагаем никакими материалами и не всегда можем даже определить время записи сказок. Так, ничего мы не знаем о тобольском мальчике-сказочнике Гавриле Кушникове, от которого записано одиннадцать сказок, в том числе несколько сатирических (Смирнов, II, стр. 827), о Евдокиме Хатуле из Смоленской губернии, о тульском сказочнике Козлове, рассказывавшем острую сказку о чудотворных иконах (Смирнов, II, стр. 601), и о многих других, чьи сатирические сказки включены в сборник Смирнова, Добровольского и др.

Не располагаем мы никакими данными и о крупном смоленском сказочнике Иване Шорнике (Дорогобужский уезд, Бизюковская волость), от которого в 1914 г. было записано пятнадцать сказок (почти исключительно сатирических), вошедших в сборник А. М. Смирнова (Смирнов, II, стр. 556 и др.). Герои его сказок — солдаты, посрамляющие сенаторов, бабка Мауриха, принявшая мельницу за богородицу, попов работник, обманутый архиерей, два ловких вора. Черты современности довольно широко вошли в сказки Ивана Шорника. Так, в сказке «Почему москоуские — жулики» действие происходит в поезде, в вагоне первого класса. Один из воров при свете вешает часы на стену, а в темноте прячет их, второй тщетно их ищет. Все это говорит не только о своеобразном юморе сказочника, но и о его наблюдательности, «бывалости». Судя по прозвищу, сказитель принадлежал к бродячим ремесленникам и грамотеям: его грамотность подтверждается высокомерным отношением к неграмотным (в сказке «Бабка Мауриха»). Нечто общее со сказкой Ивана Шорника есть и у другого ремесленника-сказочника А. X. Селезнева (Зеленин, Вятск. сб., стр. XX, 181 и др.), а также в сказках бродячего сказочника Афанасия Тимофеевича Краева, уроженца Ключевской волости Котельнического уезда Вятской губернии (там же, стр. XVIII, 82 и др.).

А. Т. Краев, полунищий, дряхлый старик, сделал рассказывание сказок своим ремеслом, имевшим спрос в основном на деревенских свадьбах. Сказка кормила и поила его; недаром, по словам собирателя, «прочувствованное и подробнейшее описание ощущений славного „питуха“ на свадьбе... явно рассчитано на то, чтобы рассказчику поднесли лишнюю рюмку водки» (Зеленин, Вятск. сб., стр. XIX). Естественно, что в его сказках «преобладают веселые сюжеты, вызывающие смех деревенских слушателей. Встречаются у него нескромные и прямо скабрезные намеки». Сказки А. Т. Краева, даже при частом, повидимому, повторении, не схематизированы.

К сожалению, материала для характеристики этого сказочника очень мало, так как собственно сатирической сказкой из приведенных в сборнике может считаться лишь одна — «Попов работник и дьякон». Большинство же рассказанных А. Т. Краевым сказок носит лишь отдельные черты сатирической интерпретации.

Сохранившийся репертуар сказочников-сатириков XIX — начала XX века убеждает в том, что в рамках типичных особенностей сатирического сказочного стиля (социальная антитеза, насмешка над представителями господствующих классов, ирония, развитой диалог и т. д.) отдельные исполнители проявляют свою творческую индивидуальность. Усиление антикрепостнической направленности, заострение насмешки над духовенством, над чиновниками и кулаками у одних исполнителей и — более редкое — стремление превратить сатирическую сказку в юмористическую у других, введение новых деталей в повествование, обыгрывание отдельных мотивов, с одной стороны, и предельное сокращение повествовательной части сказки, с другой, сближающее ее развитым диалогом с народным театром, склонность некоторых исполнителей к «складной», рифмованной речи («скоморошьему ясаку»), к уснащению рассказа пословицами, прибаутками, традиционными сказочными зачинами и концовками, введение психологических мотивировок поступков героев — все эти индивидуальные черты сатирического сказочного стиля отдельных мастеров не нарушают в целом своеобразия сатирической сказки как одной из разновидностей народной прозы. [40]

Крестьянин, извозчик, солдат, лесоруб, сплавщик леса, крестьянин — таковы этапы биографии Ильи Давыдовича Богатырева (род. 1867 г.), сказочника из деревни Сунево Пыталовского района Псковской области, Суневского Богатыря, как любит он называть сам себя и как называют его окружающие.

И. Д. Богатырев широко известен в своем районе и за его пределами. Участники фольклорной экспедиции Ленинградского университета имени А. А. Жданова 1946—1947 гг. [41]слышали о нем задолго до встречи. Петр Кузнецов из деревни Подлипки рассказал об И. Д. Богатыреве: «Первый сплавщик был... Ляжет на балку — куда хочет ведет. Все сплавщики его слушали. А бороться с ним не берись. Ловок. Силен. Настоящий богатырь... Он и солдатом был и извозом занимался. Теперь он крестьянствует. А в сказках — он профессор». В семье известной песенницы А. И. Вавиловой (дер. Шедино, хутор Каменка) нам рассказали: «Что только не приплел. А сам белый, как молоком окладен». «Когда Богатырь шел в церковь, — сказал крестьянин В. Боровков, — все сидели на паперти. Не попа, а его слушали».

И. Д. Богатырев — сказочник-профессионал, подчас он не рассказывает сказку, а разыгрывает ее. Мимика, жест, игра, интонации соединяются в его исполнении, которое отдельными приемами сближается со «скоморошьим ясаком», как до недавнего времени народ называл способ рассказывания сказки, сохраняющий черты искусства скоморохов. Сказочник вводит в сказку собственный образ («Как Богатырь гусей делил»), обыгрывает имена собеседников (одну сказку он начал со сравнения ее «образованного» героя с одним из собирателей, не раз называл именами слушателей своих героев), импровизирует в расчете на определенную аудиторию (в сказке «Иван-царевич» Ванюшка, Пономарев сынишка, оказывается, был изгнан из дома за то, что «был баловень, экзамены не сдал»; или намеки вроде: «Я от водки отрешусь, а от хлеб-соли не отрешусь никогда») и иногда извлекает практическую пользу из своего дарования (например, помол муки без очереди в обмен на сказки).

Значительную часть своего репертуара И. Д. Богатырев почерпнул у своего крестного отца, такого же балагура и весельчака, как он сам, и от монаха-расстриги Добренького (в имении Кузнецова). Следует иметь в виду также и некоторое влияние на сказочника его жены, резко восстававшей против «прибабунек» (коротких веселых сатирических сказок) и требовавшей, чтобы «дядя-мельник» (так она в шутку называет мужа) рассказывал бы «долгие, хорошие» (т. е. большие, многопланные, фантастические) сказки. Сама П. С. Богатырева в прошлом — песенница-плакальщица, выдавшая, по ее словам, всю округу замуж. Нами было записано от нее десять свадебных, или, как она говорит, «свадьбищных» песен. К числу выдающихся песенниц принадлежит и А. И. Вавилова, дальняя родственница И. Д. Богатырева, в свое время сообщившая о его существовании участникам экспедиции Ленинградского университета.