Автор неизвестен - Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки

Перед составителем и собирателями-переводчиками, участниками настоящего издания, стояла задача познакомить читателя лишь с образцами устного повествовательного творчества коренных народностей Чукотки и Камчатки. Поэтому здесь не представлен жанр песен (танцевальных, индивидуальных развлекательных и коллективных игровых импровизаций), бытовавших во всем чукотско-камчатском регионе, а также специфического жанра шаманских заговоров, засвидетельствованных главным образом у чукчей и азиатских эскимосов, и загадок, бытующих только у коряков.

Во введении и комментариях мы стремились рассказать как об общих жанровых и сюжетных особенностях чукотско-камчатского повествовательного фольклора, так и о специфических чертах фольклора каждой народности в отдельности и особенностях фольклора эскимосско-чукотского и ительменско-корякского регионов. Эта задача была выполнена лишь частично и в весьма общих чертах. Мы, однако, надеемся, что фактический материал, представленный в сборнике, окажется достаточно интересным как для любителей устного народного творчества, так и для специалистов-фольклористов, занимающихся сравнительно-типологическими исследованиями этого вида искусства у разных народов мира.

Составитель выражает искреннюю признательность доктору филологических наук Е. М. Мелетинскому за ряд ценных советов как по введению и комментариям, так и по составу сборника в целом, а также докторам филологических наук В. Э. Померанцевой и И. С. Вдовину за отдельные замечания и советы, учтенные при подготовке рукописи к изданию.

Г. Меновщиков

В комментарии к каждому тексту приводятся краткие сведения о рассказчиках, месте и времени записи, публикациях текстов. Затем отмечается частичное или полное сходство отдельных сюжетов в фольклоре как одного народа, так и разных народов.

Рассказал в 1940 г. житель сел. Чаплино Провиденского р-на Гимугье, 60 лет, неграмотный; зап. его сын Тагикак, 14 лет, пер. Г. А. Меновщиков. Публикуется впервые.

Мифическое предание о юноше, ставшем главным сполохом Северного сияния; эпизод с игрой сполохов в мяч см. здесь № 39.

Так было. Жил береговой человек с женой. Детей у них не было. Человек постоянно в море выходил, нерпу, моржа и другого морского зверя промышлял. Вот один раз не убил он ничего, домой возвращался. Уже поздно было, ночь опустилась. Шел человек, шел, на небо взглянул — северное сияние увидел. Так много сполохов на небе огненными мячами играет! Один маленький сполох сорвался с неба и упал ярким огоньком возле жилища того человека. Поспешил человек домой. Вошел и увидел: жена его беременна. Обрадовался человек. Сполох ему счастье принес. Поели и спать легли.

Однажды утром снова отправился человек на охоту. Несколько нерп убил, а как вернулся, видит: жена мальчика родила. Назвал отец сына Сполохом. Рос Сполох каждый день помаленьку. И скоро юношей стал.

Вот раз отправился отец на промысел, далеко в море по льду ушел. Налетел сиверко, лед поломал, остался в море отец и погиб там. Мать Сполоха горевала, горевала, да с горя и удавилась.

Остался Сполох сиротой среди чужих людей. Раз и подумал он: «Мать с отцом мои померли. Отец в море погиб, мать себя порешила. Старые люди говорят: кто не своей смертью умрет, а в море утонет или на себя руки наложит, те все к сполохам на небо поднимутся. Вот и мои отец с матерью, верно, там уже». Вышел он ночью к морю, на небо глянул. А там сполохи огненными мячами играют. Взял он длинный охотничий ремень, вверх бросил. Ремень за северное сияние и зацепился. Взобрался юноша по ремню на небо. А сполохи еще больше разыгрались. И он с ними играть стал. В игре и веселье совсем о земле забыл. Так пришедший с неба опять на небо вернулся. И стал у тех сполохов старшиной.

Рассказал в 1941 г. житель сел. Сиклук Чукотского (ныне Провиденского) р-на Имагми, 50 лег, неграмотный; зап. и пер. Е. С. Рубцова. Публикуется впервые.

Сюжет зафиксирован только у азиатских эскимосов.

Говорят, давно это было. Жил человек, было у него пятеро детей. Все мальчики. Самый старший, как подрос, посыльным стал. Остальные маленькие были. Последыши еще и на улицу ни разу не выходили. Были у человека лук, сеть и гарпун. Но жил он бедно. Рыбу ловить сетью не мог. Море всю долгую зиму льдом было покрыто. Там, где он жил, коса в море вдавалась, и человек на этой косе промышлял: море там часто на берег зверя выбрасывало. Его жена не могла за лето собрать много съедобных корней и ягод: детишки еще малы, а оставить их дома не с кем.

Пришла зима. Земля, озера, реки замерзли. А охотник этот зимой часто щеки сильно обмораживал. Вот раз пошел он по косе, дошел до утеса. Ходил, ходил, все расщелины осмотрел. Вдруг слышит голоса. «Верно, соседи выброшенного морем зверя нашли», — думает. Порадовался он соседской удаче да и пошел на голос. Обогнул скалу, голоса слышит, а никого нет. Еще одну скалу обогнул — опять никого. Что за диво: громко так спорят, а никого не видно. Обошел кругом утес, так никого и не нашел. Взобрался на самую верхушку, стал слушать. И вот, сказывают, что услышал, пока там сидел:

— Я когда с холодом приду, — говорит один голое, — всю землю заморожу. Реки, озера льдом скую. А как со снегом приду, всю землю снегом занесу, все под снегом спрячу: травы съедобные и всякую ягоду, которыми сиротки питаются, и плавник, что море на дрова приносит. Еще больше рассержусь, и море все заморожу. А уж как совсем разъярюсь, жерди у яранг 53 53 Яранга (чук.) — наземное жилище в виде шатра с остовом из жердей, крытых оленьими шкурами (у кочевников) или моржовыми шкурами (у приморских жителей). Яранги приморских жителей строились с более сложным каркасом из балок и тонких жердей. ломать стану. Всех людей выморожу. То-то повеселюсь!

— А я наоборот, — другой голос отвечает, — приду, всю землю согрею. Растоплю лед на озерах и реках, станут люди рыбу ловить, ягоды, травы и коренья собирать — вот и будет пища у бедных. Отгоню подальше в море лед от берегов, станут охотники моржей, нерп да лахтаков 54 54 Лахтак — морской заяц (вид тюленя). промышлять. Станут люди мясо есть и радоваться, меня добрым словом поминать. Если где по оврагам прошлогодний снег остался, я и его растоплю. Вот буду гордиться своими делами и радоваться!

Тогда первый и говорит:

— А ну, давай спросим вон того мужичка на скале, кто ему из нас больше люб. Эй, мужичок, кто тебе больше люб, кивни тому головой.

А мужичок думает, кому кивать-то, не видно никого. Но все-таки кивнул и говорит: