Сельма Лагерлеф - Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями

— Проснитесь! Выходите из своих нор, звери! Вылетайте из гнезд, птицы! Теперь вам нечего бояться, — говорило всем солнце.

Нильс с облегчением вздохнул и расправил онемевшие руки и ноги.

Вдруг с озера донесся крик диких гусей, и Нильс с вершины дерева увидел, как вся стая поднялась со льдины и полетела над лесом.

Он крикнул им, замахал руками, но гуси пронеслись над головой Нильса и скрылись за верхушками сосен. Вместе с ними улетел его единственный товарищ, белый гусь Мартин.

Нильс почувствовал себя таким несчастным и одиноким, что чуть не заплакал.

Он посмотрел вниз. Под деревом по-прежнему сидел лис Смирре, задрав острую морду, и ехидно ухмылялся.

— Эй, ты! — крикнул ему Смирре. — Видно, твои друзья не очень-то о тебе беспокоятся! Слезай-ка лучше, приятель. У меня для дорогого дружка хорошее местечко приготовлено, тепленькое, уютное! — И он погладил себя лапой по брюху.

Но вот где-то совсем близко зашумели крылья. Среди густых веток медленно и осторожно летел серый гусь.

Как будто не видя опасности, он летел прямо на Смирре.

Смирре замер.

Гусь летел так низко, что казалось, крылья его вот-вот заденут землю.

Точно отпущенная пружина, Смирре подскочил кверху. Еще чуть-чуть, и он схватил бы гуся за крыло. Но гусь увернулся из-под самого его носа и бесшумно, как тень, пронесся к озеру.

Не успел Смирре опомниться, а из чащи леса уже вылетел второй гусь. Он летел так же низко и так же медленно.

Смирре приготовился. «Ну, этому уж не уйти!» Лис прыгнул. Всего только на волосок не дотянулся он до гуся. Удар его лапы пришелся по воздуху, и гусь, как ни в чем не бывало, скрылся за деревьями.

Через минуту появился третий гусь. Он летел вкривь и вкось, словно у него было перебито крыло.

Чтобы не промахнуться снова, Смирре подпустил его совсем близко — вот сейчас гусь налетит на него и заденет крыльями. Прыжок — и Смирре уже коснулся гуся. Но тог шарахнулся в сторону, и острые когти лиса только скрипнули по гладким перьям.

Потом из чащи вылетел четвертый гусь, пятый, шестой… Смирре метался от одного к другому. Глаза у него покраснели, язык свесился набок, рыжая блестящая шерсть сбилась клочьями. От злости и от голода он ничего уже не видел; он бросался на солнечные пятна и даже на свою собственную тень.

Смирре был немолодой, видавший виды лис. Собаки не раз гнались за ним по пятам, и не раз мимо его ушей со свистом пролетали пули. И все-таки никогда Смирре не приходилось так плохо, как в это утро.

Когда дикие гуси увидели, что Смирре совсем обессилел и, едва дыша, свалился на кучу сухих листьев, они прекратили свою игру.

— Теперь ты надолго запомнишь, каково тягаться со стаей Акки Кебнекайсе! — прокричали они на прощанье и скрылись за лесной чащей.

А в это время белый гусь Мартин подлетел к Нильсу. Он осторожно подцепил его клювом, снял с ветки и направился к озеру.

Там на большой льдине уже собралась вся стая. Увидев Нильса, дикие гуси радостно загоготали и захлопали крыльями. А старая Акка Кебнекайсе выступила вперед и сказала:

— Ты первый человек, от которого мы видели добро, и стая позволяет тебе остаться с нами.

Пять дней летел уже Нильс с дикими гусями. Теперь он не боялся упасть, а спокойно сидел на спине Мартина, поглядывая направо и налево.

Синему небу конца-края нет, воздух легкий, прохладный, будто в чистой воде в нем купаешься. Облака взапуски бегут за стаей: то догонят ее, то отстанут, то собьются в кучу, то снова разбегутся, как барашки по полю.

А то вдруг небо потемнеет, покроется черными тучами, и Нильсу кажется, что это не тучи, а какие-то огромные возы, нагруженные мешками, бочками, котлами, надвигаются со всех сторон на стаю. Возы с грохотом сталкиваются.

Из мешков сыплется крупный, как горох, дождь, из бочек и котлов льет ливень.

А потом опять, куда ни глянь, — открытое небо, голубое, чистое, прозрачное. И земля внизу вся как на ладони.

Снег уже совсем стаял, и крестьяне вышли в поле на весенние работы. Волы, покачивая рогами, тащат за собой тяжелые плуги.

— Га-га-га! — кричат сверху гуси. — Поторапливайтесь! А то и лето пройдет, пока вы доберетесь до края поля.

Волы не остаются в долгу. Они задирают головы и мычат:

— М-м-медленно, но верно! М-м-медленно, но верно! Вот по крестьянскому двору бегает баран. Его только что остригли и выпустили из хлева.

— Баран, баран! — кричат гуси. — Шубу потерял!

— Зато бе-е-егать легче, бе-е-е-гать легче! — кричит в ответ баран.

А вот стоит собачья будка. Гремя цепью, около нее кружит сторожевая собака.

— Га-га-га! — кричат крылатые путешественники. — Какую красивую цепь на тебя надели!

— Бродяги! — лает им вслед собака. — Бездомные бродяги! Вот вы кто такие!

Но гуси даже не удостаивают ее ответом. Собака лает — ветер носит.

Если дразнить было некого, гуси просто перекликались друг с другом.

— Где ты?

— Я здесь!

— Ты здесь?

— Я тут!

И лететь им было веселее. Да и Нильс не скучал. Но все-таки иногда ему хотелось пожить по-человечески. Хорошо бы посидеть в настоящей комнате, за настоящим столом, погреться у настоящей печки. И на кровати поспать было бы неплохо! Когда это еще будет! Да и будет ли когда-нибудь! Правда, Мартин заботился о нем и каждую ночь прятал у себя под крылом, чтобы Нильс не замерз. Но не так-то легко человеку жить под птичьим крылышком!

А хуже всего было с едой. Дикие гуси вылавливали для Нильса самые лучшие водоросли и каких-то водяных пауков. Нильс вежливо благодарил гусей, но отведать такое угощение не решался.

Случалось, что Нильсу везло, и в лесу, под сухими листьями, он находил прошлогодние орешки. Сам-то он не мог их разбить. Он бежал к Мартину, закладывал орех ему в клюв, и Мартин с треском раскалывал скорлупу. Дома Нильс так же колол грецкие орехи, только закладывал их не в гусиный клюв, а в дверную щель.

Но орехов было очень мало. Чтобы найти хоть один орешек, Нильсу приходилось иногда чуть не час бродить по лесу, пробираясь сквозь жесткую прошлогоднюю траву, увязая в сыпучей хвое, спотыкаясь о хворостинки.

На каждом шагу его подстерегала опасность.

Однажды на него вдруг напали муравьи. Целые полчища огромных пучеглазых муравьев окружили его со всех сторон. Они кусали его, обжигали своим ядом, карабкались на него, заползали за шиворот и в рукава.

Нильс отряхивался, отбивался от них руками и ногами, но, пока он справлялся с одним врагом, на него набрасывалось десять новых.

Когда он прибежал к болоту, на котором расположилась для ночевки стая, гуси даже не сразу узнали его — весь он, от макушки до пяток, был облеплен черными муравьями.

— Стой, не шевелись! — закричал Мартин и стал быстро-быстро склевывать одного муравья за другим.