Константин Арбенин - Заявка на подвиг: Сказочное повествование

– Но в Парке Культуры им разве нельзя погулять?

– Нельзя, – Дон Капитон оскалился. – Дети и культура – понятия несовместимые. Ваши эти юннаты довели этот прекрасный парк до непотребного состояния. Они бегали по траве и кидались желудями, они лазили по деревьям, они плевали в ручей! Они так измяли весь ландшафт, что приличным людям невозможно даже в гольф поиграть. Вот вы, небось, в гольф любите играть?

– Нет, ваша доблесть, я футбол предпочитаю, – гордо ответил рыцарь.

– Жаль, но все равно постарайтесь меня понять: у меня есть гуманитарный план. Я сделаю из этого парка отличное поле для гольфа, а потом буду за небольшую плату пускать сюда детишек – и мне выгода, и детям польза: пусть приобщаются к цивилизованной игре, чем склянки попусту пинать.

– Да позвольте! – возразил рыцарь. – Какие ж нормальные дети будут играть в гольф?! У этой игры только название детское, а на деле она так скучна, что ни одному ребенку и в голову не придет в нее играть.

– Ерунда! Я найду, чем их завлечь. Пусть это будет гольф с препятствиями, или там – гольф с живыми клоунами, с быстрой едой... И для родителей понастроим чего-нибудь, я знаю, что родителям нужно.

– Откуда вы знаете? Вы сами-то родили кого-нибудь?

– Сохрани Господь! – Дон Капитон ловко перекрестился. – Но я взрослый человек и знаю, чего душа взрослого требует. Я, знаете ли, в этой жизни такое повидал, о чем вы и в кошмарном сне не мечтали! Я, мой друг, ради своего идеала пережил такое, о чем в сказке говорить даже неприлично.

– У вас есть идеал? – оживился барон Николай.

– Да, идеал чистой красоты, – Дон Капитон сделал мученическое лицо и вознес глаза к потолку. – Ради него я перенес двадцать шесть пластических операций! Я четырежды был после них в коме и трижды умирал клинически. Во имя красоты я не раз шел на верную смерть, не задумываясь ложился под скальпель. Я стремился к этому идеалу, как проклятый, и до сих пор так и не достиг желаемого! Нет предела совершенству. Так что, эту роскошь безумную я всей своей жизнью заслужил. А юннаты ваши – за что их во дворцы пускать? За коленки разодранные да за пеленки описанные?

Он усмехнулся, отпил кофе, откинулся на спинку кресла и посмотрел на барона Николая с деланным пониманием.

– Вам жалко юннатов. Понимаю. Положим, мне их тоже жалко. Но мы с вами – в абсолютном меньшинстве с этой своей жалостью, всем остальным – до лампочки. Народ, как всегда, безмолвствует. Все нормальные люди занимаются своими делами и плюют на то, что не касается их личного благополучия. Они ленивы, трусливы и глупы; и дети у них такие же. Такова жизнь, дорогой вы мой! Так не лучше ли и нам с вами наплевать на все это стадо?

Барон Николай вдруг понял, что не все в этом человеке прекрасно. Как минимум, один нюанс бросился ему в глаза: Дон Капитон постоянно что-то держит в руках, постоянно за что-нибудь цепляется, перепрыгивает с предмета на предмет, будто боится, что взлетит, если оставит руки пустыми. Вот и сейчас он вертел в пальцах серебряную ложку. Это наблюдение так позабавило рыцаря, что он почувствовал в себе уверенность: ему-то ведь не обязательно было держаться за что-то, кроме своих принципов и убеждений.

– Все плюют, – упрямо сказал барон Николай, – а рыцари не плюют. Рыцарю нельзя плевать, у него же перед лицом – забрало, и если он его оплюет, то сам же в эти свои слюни и будет носом постоянно тыкаться.

– А у меня вот забрала нет, – простодушно заметил Дон Капитон. – Я, знаете ли, доспехи не ношу – не приемлю никакого стеснения в движениях. Я свободу люблю. И плевать я тоже люблю, ничего не могу с собой поделать.

И Дон Капитон демонстративно собрал во рту порцию слюны и со смачным присвистом плюнул на персидский ковер. В самое красивое место узора попал. После чего сделал глоток кофе и спросил:

– А вы что любите?

Барон Николай медлил с ответом. Он смотрел на испоганенный ковер и думал: «Это называется не «плюнул», это называется «харкнул» – вот как это называется...» Потом он все-таки сосредоточился, вспомнил что-то более существенное и не очень громко сказал:

– Я мыльные пузыри люблю.

Дон Капитон состроил вопросительную гримасу.

Барон Николай полез в карман и вынул продолговатую баночку с мыльным раствором. Телохранители напряглись и дернулись, как канаты. Но Дон Капитон снисходительно улыбнулся и взглядом велел им расслабиться.

Барон Николай размешал рамкой жидкость и дрожащей рукой поднес ее ко рту. Подул несмело, – и прозрачная плоскость выгнулась радужным мешочком. Подуть бы еще – но почему-то духу не хватало, да еще взгляд рыцаря уперся на мозаичных Гонзика и Маржинку, и те как-то неободрительно на него посмотрели.

Что-то дрогнуло и в лице Дона Капитона. Его пристрелянный взгляд вдруг срезался вбок и хаотично заметался по предметам, пока не уцепился за стоявшую на столике коробку сигар.

– А я вот сигары предпочитаю, – нарочито громко сказал хозяин. – Хотите? Есть кубинские, есть гавайские.

Барон Николай остановился, втянул в себя воздух и, так и не выдув пузырь, убрал баночку обратно в карман. Вздохнул с облегчением – и отказался от сигары.

– Знаю: курение вредно, Минздрав предупреждает... – улыбнулся Дон Капитон. – Но не могу, знаете ли, отказать себе в удовольствии. Один раз живем, если не врут отцы инквизиторы. Вот я и хочу – прожить эту жизнь так, чтобы не было потом мучительно больно за каждый день, прожитый без удовольствия. Ни дня без удовольствия – вот мой девиз. Ни шага без роскоши. Все, что есть на свете красивого, должно быть моим и служить мне.

Он выдул порцию дыма в лицо барона Николая.

– Этот дворец мне слишком понравился, поэтому он теперь мой. Люблю красоту и красивые вещи.

– Дворец – это не вещь, – сказал барон Николай. – А если и вещь, то чужая.

– Ошибаетесь, дорогой друг, – спокойно сказал Дон Капитон. – Это – вещь, к тому же – это моя вещь. Я ее купил, значит, она моя.

– Не держите меня за дурака, – рыцарь распрямил плечи. – Я знаю, каким образом заполучили вы эту покупку. Я, ваша доблесть, вообще знаю чуть больше, чем вы думаете.

– Многия знания умножают печаль, – покачал головой Дон Капитон.

– Это в том случае, если ты не можешь ими воспользоваться, – парировал барон Николай и допил кофе.

– Ах, так... – Дон Капитон слегка огорчился. – Стало быть, вы собираетесь воспользоваться этими вашими знаниями... Весьма опрометчиво с вашей стороны, дорогой друг, весьма опрометчиво.

Он встал и в задумчивости отошел к окну, стряхивая при этом пепел прямо на ковер. Барон Николай поморщился, представив, что бы по этому поводу сказала донья Маня.