Витезлав Незвал - Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт

Анечка сперва не решалась, но потом отважилась и взяла одну Сирену.

— Ой, до чего лёгкая! Как кукла! — Она хотела понянчить Сирену, как нянчат кукол, но вдруг снова вскрикнула от удивления, поражённая тем, что увидела.

Сирена была вся пробуравлена маленькими дырочками, из которых выползали крошечные белые Муравьи. Муравьёв было столько, что у Анечки даже ёкнуло сердце, и она сказала:

— Видите вы маленьких белых Муравьёв? Откуда они тут?

Соломенный Губерт тоже удивился: откуда бы взяться такому множеству Муравьёв? Он взял в руки вторую Сирену, но и та оказалась вся в крошечных дырочках, из которых выползали маленькие белые Муравьи. И из третьей сквозь крошечные дырочки тоже выползали маленькие белые Муравьи.

С первого взгляда все они казались одинаковой величины. Но, приглядевшись получше, Анечка заметила, что одинаковы все, кроме двух, из которых один был намного меньше остальных, а другой — намного больше.

— Это же наши маленькие белые Негритята! — воскликнула Анечка и так обрадовалась, что запрыгала и захлопала в ладоши.

— Действительно, это они! — сказал Соломенный Губерт и так обрадовался, что крикнул:

— Приветствую вас, наши маленькие белые Негритята! Ваш Соломенный Губерт!

Стоило ему крикнуть это, как Муравьи построились в колонну по два — впереди самый маленький и самый большой, за ним остальные, все одинаковой величины — и, словно бы отвечая на приветствие Соломенного Губерта, дружно зашагали по чёрному носовому платку.

— Они! Точно, они! — опять крикнул Соломенный Губерт. — Дружно в колонну по два могут идти только они!

Анечка-Невеличка так радовалась, что тоже закричала:

— От всего сердца приветствую вас, наши маленькие белые Негритята! Ваша Анечка- Невеличка!

Стоило Анечке крикнуть это, как Муравьи сразу замерли, словно бы встав по стойке «смирно» и отвечая Анечке на приветствие.

— Теперь с нами и Кролик, и наши маленькие белые Негритята! — сказала Анечка.

А так как Муравьи чинно расположились на чёрном носовом платке, Анечка-Невеличка решила, что в платке Муравьям будет удобнее всего. И она ловко завязала платок, оставив торчать красивые уголки. Уголки эти сразу же задвигались, словно бы чёрный платок зашевелил ушами.

— Глядите! Глядите! Наш чёрный Кролик шевелит ушами! — воскликнула Анечка.

Пока она, а с нею вместе и Соломенный Губерт радовались, Козёл не переставал блеять, но уже не сердито, а жалобно.

— Не смей блеять! — сказала Анечка-Невеличка. — Ты нас и так достаточно позлил!

Но Козёл снова жалобно заблеял, и тогда Анечка сказала:

— Не бойся, мы тебя не оставим! — и обратилась к Соломенному Губерту: — Не будь он вылитый чёрный Козел, которого я брала на выгон, мы бы его оставили, но раз он вылитый чёрный Козел, давайте возьмём его с собой!

— Как его возьмёшь? На цепочку привяжешь, что ли?

— Зачем? Возьмём его просто так и ни на что привязывать не будем.

— Да он удерёт! — сказал Соломенный Губерт.

— А вот нет! Раз не удрал тот, на которого он похож как вылитый, не удерёт и этот.

— А разве того вы не на цепочке вели? — спросил Соломенный Губерт.

— Что вы! Неужто погонишь на выгон целое стадо овец и козочек на цепочке!

— А на выгоне что бывает?

— Неужто не знаете? — удивилась Анечка.

— Откуда же мне знать, я там не бывал!

— Рассказать?

— Конечно! — сказал Соломенный Губерт и уселся на полу разгромленного Козлом циркового фургона.

— Ну что ж, расскажу вам про выгон, — сказала Анечка-Невеличка и уселась рядом с Соломенным Губертом.

Чёрный Козел перестал блеять и смирно улёгся в углу, словно бы тоже хотел послушать. Носовой платок шевелил уголками, словно Кролик ушами, маленькие белые Муравьи спокойно сидели тесной кучкой, и Анечка-Невеличка стала рассказывать про выгон.

— Свезут хозяева отаву, и наступает хорошее утро, и пастух длинным кнутом хлопает. — Солдаты пришли! — кричат ребятишки и бегут на деревенскую площадь.

Скрипит насос, но солдат не видно. Солдаты далеко, там, где гром громыхает, а хлопки близко. Они слышны от двора ко двору, потом заворачивают за угол, а у колодца становятся совсем негромкими — как будто что-то булькает.

Тут отворяются все ворота и скрипят. Но совсем не как старый насос, а как старый ворот, когда его вода крутит. Потом скрипеть перестаёт — это ворота отворены настежь, и гусак взлетает в воздух. Поднимется, загогочет на всю деревню, а потом падает наземь, вытягивает шею и шипит. Из всех ворот выбегают гусыни и тараторят. Некоторые тоже поднимаются в воздух. Потом сразу же падают на землю, вытягивают шеи и шипят.

Девочки-гусепаски бегают и отгоняют их от ворот, а то гуси, того и гляди, наделают. Ещё они отгоняют гусынь от часовни, а потом гонят по дороге на жнивьё. У каждой девочки сладкая ватрушка и с головы гребешок сваливается. Когда гусепаски надкусят свои сладкие ватрушки, а гребешки поправят, то стегнут прутиком и пропадут в пыли, которая на дороге поднимется.

Потом на площади пастух дудит. Дудит он старую песню, которую все знают. Все ведь знают песню:

А второй куплет не знает никто. Поэтому пастух его поёт:

Потом пастух снова дудит.

Он дудит, а на деревенскую площадь выходят коровы и мычат. Гнедой подкинет задние ноги и поскачет. Стоит ему поскакать, и все телята начинают проказничать. Чёрная корова искоса поглядит на них и глазом блеснёт. Потом головой мотнёт, точно хочет кого поддеть рогом, и облизнётся большим розовым языком. Она идёт важно и задумчиво, а телята удирают и всё время проказничают.

И вот на площади все деревенские коровы собрались. Перемешались, словно одному хозяину принадлежат, а мычит каждая по-своему: одни коротко, другие длинно, точно поют или воют.

Пастух больше не дудит. Напоследок он хлопает вот как: раскрутит кнут над головой и рукой дёрнет. Получится — хлоп! У пастуха, когда он крутит, а потом дёргает кнут, на лбу вздуваются жилы. У подпасков кнутики маленькие, они щёлкают ими и догоняют скотину.

На дороге снова пыль поднимается, а коровы идут одна возле другой и напирают. Когда они уходят, пастушка выгоняет коз и овец. У неё под мышкой башмаки-деревяшки и курточка, потому что по утрам теперь свежо.

Потом на деревенской площади становится тихо.

Дети возвращаются к воротам и начинают играть. Мальчишки крутят рукой над головами, словно бы хлопают кнутом. Кому попадёт — тот плачет. Хозяйка выбежит в садик и сердится. Пока она сердится, девочка перестаёт плакать, а мальчишки пригнутся за забором и в крапиве ищут сладкие рожки. На чертополохе сидит шмель и гудит густым голосом.