Джеймс Барри - Питер Пэн и Венди

В детской спальне только одно изменение: с девяти утра до шести вечера конуры в ней нет. Когда дети улетели, мистер Дарлинг понял, что во всём виноват он: ведь это он велел привязать Нэну во дворе, да и вообще с первой минуты до последней Нэна вела себя гораздо умнее его. Конечно, как мы с тобой видели, он был человек простодушный — он бы вполне сошёл за мальчишку, если бы только не лысина, к тому же он любил справедливость и не боялся поступать так, как считал правильным. Хорошенько поразмыслив обо всём после исчезновения детей, мистер Дарлинг опустился на четвереньки и полез в конуру. Как ни молила его миссис Дарлинг вернуться, он отвечал ей грустно, но твёрдо: — Нет, дорогая, тут мне и место!

Горько каясь в своей ошибке, он дал клятву, что не покинет конуру до того дня, пока не вернутся дети. Конечно, жаль его было, но, что бы ни делал мистер Дарлинг, он всегда хватал через край, хотя быстро остывал. И вот теперь не было человека смиреннее, чем когда-то гордый Джордж Дарлинг: по вечерам он сидел в конуре и беседовал с женой о детях и об их милых шалостях.

К Нэне он теперь относился очень уважительно. Правда, в конуру он её не пускал, но в остальном всячески старался угодить ей.

Каждое утро конуру с мистером Дарлингом ставили в кеб и отвозили на службу, а в шесть часов привозили домой. Нельзя не восхититься выдержкой этого человека! Вспомни, как беспокоился он раньше о том, что скажут люди, а ведь теперь каждое его движение привлекало к себе внимание. Конечно, он страшно мучился в душе, но сохранял спокойный вид, даже когда ребятишки отпускали о его домике нелестные замечания, и всегда учтиво снимал шляпу, если в конуру заглядывала женщина.

Возможно, он вёл себя не очень разумно. Но зато так благородно! Вскоре все узнали, почему он обрёк себя на жизнь в конуре, и он стал любимцем публики. Толпы народа бежали с громкими криками за кебом, когда мистер Дарлинг проезжал по улицам; прелестные девушки осаждали его просьбами дать им автограф; о нём писали в газетах лучшего разбора, а самые блестящие дамы приглашали его к обеду, добавляя в постскриптуме: „Пожалуйста, приезжайте в своей конуре!“

В тот замечательный четверг миссис Дарлинг сидела одна в детской, поджидая Джорджа; глаза у неё были грустные-прегрустные. Стоит мне вглядеться в её лицо и вспомнить, какой весёлой она была раньше, как я понимаю, что всё же не смогу сказать о ней ничего плохого. Правда, она слишком уж любит своих гадких детей, но ведь она в этом не виновата. Взгляни-ка, она заснула в кресле! А уголок её рта — на него всегда смотришь раньше всего! — почти совсем увял. Рукой она держится за сердце — видно, оно у неё болит? Одним больше всех нравится Питер, другим — Венди, ну а мне больше всех нравится миссис Дарлинг. Давай развеселим её! Шепнём ей тихонько, что эти негодники возвращаются.

Им всего-то осталось две мили, а летят они быстро, но ей мы просто скажем, что они в пути.

Давай?

Ах, зря мы это сделали! Она вздрогнула, позвала их и проснулась, а в комнате никого нет, кроме Нэны.

— Знаешь, Нэна, мне снилось, что мои дорогие вернулись!

У Нэны глаза застлали слёзы, но она только мягко коснулась лапой колен своей хозяйки. Так они и сидели вместе, пока в детскую не внесли конуру. Мистер Дарлинг высунул голову, чтобы поцеловать жену. И знаешь, хоть на лице у него и прибавилось морщин, оно теперь было как-то мягче.

Шляпу он отдал Лизе, и та приняла её с презрительной миной. Лиза никогда не отличалась воображением — куда ей понять такого человека, как мистер Дарлинг! Под окнами раздавались крики толпы, которая бежала за ним до самого дома. Конечно, мистер Дарлинг не мог оставаться к ним равнодушным.

— Нет, вы только послушайте, — сказал он. — Как всё-таки это приятно!

— Подумаешь, толпа мальчишек, — фыркнула Лиза.

— Сегодня были и взрослые, — возразил мистер Дарлинг и покраснел; она вздёрнула подбородок, а он, как ни странно, не сделал ей за это замечания.

Всеобщее поклонение совсем не вскружило голову мистеру Дарлингу — напротив, он стал ещё милее. Высунувшись по пояс из конуры, он поговорил с миссис Дарлинг о своём успехе у публики и успокаивающе похлопал её по руке, когда она выразила опасение, что он может загордиться.

— Это могло бы случиться, если б я был слабым человеком, — сказал он. — Ах, лучше бы я был слабым человеком!

— Но, Джордж, — спросила миссис Дарлинг робко, — ты ведь не перестал раскаиваться, правда?

— Нет, конечно, милая! Взгляни, как я казню себя: живу в конуре!

— Тебе ведь это не по душе? Правда, Джордж? Ты уверен, что это не доставляет тебе удовольствия?

— Дорогая моя, что ты говоришь?!

Можешь не сомневаться, она тут же попросила у него прощения; потом его стало клонить ко сну, и он свернулся в конуре калачиком.

— Дорогая, поиграй мне на рояле в детской, — сказал он. — Так я скорее засну.

Она пошла в соседнюю комнату, а он, забывшись, крикнул ей вслед:

— И закрой здесь окно! Мне дует!

— Ах, Джордж, никогда не проси меня об этом. Окно должно быть всегда открыто. Всегда! Всегда!

Тут уж ему пришлось попросить у неё прощения. Она заиграла, и вскоре он уснул, а пока он спал, в детскую влетели Венди, Джон и Майкл.

Ах нет! Я написал это, потому что таков был их план. Мы слышали о нём перед тем, как покинуть корабль, но с тех пор, видно, что-то случилось, потому что в комнату влетели совсем не они, а Питер и фея Динь.

Стоило только Питеру заговорить, как всё разъяснилось.

— Скорее, Динь, — прошептал Питер. — Закрой окно, запри его на задвижку! Так! Теперь нам с тобой придётся выбираться через дверь.

Ничего! Зато, когда сюда прилетит Венди, окно будет закрыто. Она решит, что мама забыла о ней, и вернётся со мной на остров!

Теперь всё ясно! А я-то не понимал, почему, перебив всех пиратов, Питер не возвратился на остров. Динь спокойно могла бы проводить детей. А он, оказывается, вон что задумал! По-твоему, Питер понимает, что делает? Нет! Посмотри, он пляшет от радости!

Потом он заглянул в детскую, чтобы узнать, кто это там играет.

— Это мама Венди! — шепнул он Динь. — Она очень красивая, но моя мама ещё красивее! А на губах у неё множество напёрстков. Но у моей мамы их ещё больше!

Он, конечно, ничего не знал о своей маме, просто он любил иногда прихвастнуть.

Песенка, которую играла миссис Дарлинг (она называется „Дом, милый дом“), была ему незнакома, но он понимал, что она зовёт: „Вернись, Венди! Венди, вернись!“

— Не видать вам Венди! — воскликнул он радостно. — Окно-то закрыто!

Музыка смолкла, и Питер снова заглянул в дверь, чтобы узнать почему. Он увидел, что миссис Дарлинг уронила голову на большой чёрный ящик, а в глазах у неё слёзы.