Петер Хакс - Малыш Марии

Ну, здравствуйте. Давно здесь не был.
Я только что явился с неба.
А вот Звезда ( распаковывает Звезду ), что знаком стала
Одной истории начала.
У старого времени Сын рождается,
Новое время с Него начинается.
У девушки тихой, и робкой, и чинной,
Не знающей света, не знавшей мужчины,
Здесь, на мрачной земле на этой
Рождается Царь грядущего света
В образе бэби, малышки грудного.
Что не старо, пока еще ново.
Начата пьеса. Теперь не робеть.
Так господин мой Господь повелеть
Соблаговолил, как всегда, гениально,
Глубокомысленно и кардинально.
Ведь если в какой-то точке вечности
Должно когда-то сдвинуться нечто,
То вот сейчас подходящий случай
И повод для этого самый лучший.
А я царей призову к колыбели,
Чтоб на Дитя они поглядели, —
Самых могучих, самых богатых,
Тех, что ночуют в дворцовых палатах,
Спят на шелках, в золотых кроватях.
Время не ждет. Пора уже звать их.
Сюда, сюда! Экая жалость.
Пока что не много народу сбежалось.
Подчас на лучшие наши спектакли
Зритель не слишком рвется. Не так ли?
Как бы то ни было, буду краток.
Кто не поймет, пусть уходит. Тише!
Не стоит здесь нарушать порядок.
Кто хочет слушать, тот и услышит.
Дворец царя Ирода, Иерусалим.
Вот и повесим Звезду над ним.

Я — Ирод, ваш слуга покорный,
Но в Палестине я царь законный
Сейчас вот разбираюсь с делами,
А дел у царей… знаете сами.
Письмо. Пришло с императорской почтой.
Что это значит? А значит вот что.
У императора я не на службе —
Август великий со мною в дружбе.
Пусть затевает он новые войны,
Пока он воюет, живу я спокойно.
Он избавляет меня от забот:
Сражается Рим, Палестина цветет.
Пусть Рим разорил Палестину вконец,
Но что об этом сказал мудрец?
Что черные дни для владык настанут,
И что последние первыми станут.
А для меня только мир и свят.
Люблю народ. Но не всех подряд.
Из тех, кто в моей стране проживает,
Утром пашет, кует, копает,
По вечерам набивает живот,
На скрипке пиликает, песни поет, —
Из всех евреев, греков и прочих
Евреев люблю я не то чтобы очень.
Заскоки бывают у всех буквально.
Это нормально.
Еврей ли араб — никакого отличья,
Разве что мания величья.
Евреи властям не дают покоя —
Права качают и все такое,
Верят, что царь их какой-то придет
И сразу избавит от Рима народ.
Я крови не жажду, я им благодетель,
Подчас нелегко мне, Юпитер свидетель,
Но ежели кто возомнит, что он
Призван главой быть еврейских племен,
Того повергну я в прах без пощады.
Вообще-то всех их казнить бы надо:
Сельских старост и грамотеев,
Маккавеев и асмонеев,
Смерть вам, Гирканы и Аристоболы,
Иерусалимской исчадья школы,
Дядья мои и мои кузены —
Сабля моя не простит измены.
Всех изрублю, поштучно и оптом.
Я уж научен горьким опытом.
Кстати: казнил с удовольствием тещу,
Да и жену казнить было проще.
Все — в интересах дела, поверьте,
Кто Ироду враг — повинен смерти.
( Вскрывает письмо .)
Письмо от двадцатого декабря.
Римскую почту хвалят не зря:
Ведь это — сегодняшнее число.
Посланье из Рима быстро дошло.

Считать людей! О, Август, ты — наш бог.
Никто такого выдумать не смог.
Теперь-то государство будет знать,
Как следует с народом поступать.
Когда мы всех сочтем, тогда уж тут
И нравственность, и польза расцветут.
Да, цезарь Август — разум в чистом виде.
Людей разумных мы не часто видим.
Разумный царь… возьмется он откуда?
Разумный император — просто чудо!
Еще письмо. Оно из Рима тоже.
Числа того же. Кто похвастать может,
Что был его владыкой цезарь славный,
При ком бы почта столь была исправной?