Юрий Степанов - Таблетки от непогоды

— Как же поймаешь осла, если он туда не войдет? — удивился Козел. Он заглянул в ящик. Пусто.

— Ничего съедобного! — еще больше удивился Козел. — Наверно, тут какая-нибудь хитрость.

Козел вошел в ящик и давай его рогами толкать. Ящик упал, закрыв собою вход.

— Ну, косолапый, — возмутился Козел, — не мог ящик покрепче установить. — Осмотрелся Козел, видит — сверху вторая дверь, а на ней написано: «Выход для ослов».

— Пусть тут ослы выходят, — сказал Козел и стал звать на помощь.

Прибежал Медведь с соседями.

— Не успел отойти, как уже осел попался, — сказал Медведь.

— Это я, Мишенька, а не осел, — заблеял Козел.

Медведь поднял ящик, выпустил Козла и говорит:

— Что-то в моей ловушке не так. Вместо ослов Козел попался.

— А ты напиши лучше: «Козлам не входить», — сказал Козел, — тогда, может быть, осел попадется.

Скакал в траве Лягушонок. Скакал, скакал и увидел очки. Конечно, он не знал, что это такое. Но светило солнце, стекла очков блестели, а под ними на земле лежало теплое пятнышко. Лягушонок сразу понял, что если сесть на это пятнышко, то можно основательно погреться. А надо сказать, что утро было холодное, росистое, и погреться Лягушонку совсем не мешало. Лягушонок так и сделал.

Не прошло и минуты, как что-то закрыло солнце, и Лягушонок увидел сверху огромный глаз.

— Что вы здесь делаете? — спросил Лягушонка Заяц.

— Это вы меня спрашиваете? — удивился Лягушонок. На «вы» его еще никто не называл, даже Лягушонком называли редко, а всё головастиком.

— Да, я вас спрашиваю, — подтвердил Заяц. Как и все малыши, Лягушонок очень хотел стать взрослым, а взрослые, по его разумению, никогда не говорят просто, поэтому Лягушонок сказал:

— Понимаете, уважаемый Заяц, тут надо все хорошо понимать, а если не понимаешь, то ничего не поймешь. Понятно?

Заяц убежал и рассказал всем, что под прозрачной крышей сидит громадная лягушка, которая что-то понимает, чего никто понять не может.

Пришли на это чудо посмотреть Осел, Городской кот, Еж и Заяц.

— Объясните, пожалуйста, еще раз, что вы здесь делаете? — спросил Лягушонка Осел.

— Я уже объяснял Зайцу, — сказал Лягушонок.

— Я ничего не понял, — сказал Заяц.

— Это все от очков, — сказал Городской кот, который все знал. Он два года жил в городе, потом убежал в лес и одичал.

— От каких очков? — спросил Осел.

— Эти колеса с оглоблями называются «очки», — сказал Кот. — Кто их повесит на нос, становится умным и даже может читать книги.

Все с любопытством посмотрели на очки и на Лягушонка, который изо всех сил старался выглядеть как можно умнее.

— Кое-кому, а вы, я думаю, знаете, кого я имею в виду, очки не нужны, — сказал Осел.

— Но и не повредят, — сказал Еж.

— Ничего не понятно, — сказал Заяц.

— У бабушки, — объяснил Городской кот, — которая обычно кормила меня молоком, тоже были такие очки. И когда она их надевала, то была очень умной, потому что никогда не путала меня с тряпкой.

Лягушонок совсем забыл, что он всего лишь маленький головастик, а не большая умная лягушка. Желая сказать что-то умное и взрослое, он выскочил из-под очков, но на него никто даже внимания не обратил.

На другой день в лесу много говорили о большой и умной лягушке, сидевшей под очками, но когда Лягушонок утверждал, что это был он, его поднимали на смех. Так как совершенно невозможно представить, что головастик, у которого еще и хвост не отсох, был вчера умнее тебя.

В реке тонули двое: Плохой козел и Хороший, а третий стоял на берегу. Плохой звал на помощь — Хороший тонул молча.

— Какой же ты хороший? — сказал стоявший на берегу. — Рядом с тобой козел тонет, а ты ему даже руки не подашь. Или ты глухой?

Стыдно стало Хорошему козлу, протянул он руку Плохому, и оба пошли ко дну.

— Вот теперь ясно, что утонул Хороший козел, — сказал стоявший на берегу.

Запел Соловей над рекой, а Щука ему говорит:

— У меня сегодня гости, а петь некому. Хочу тебя пригласить.

— Боюсь, освищут, — отвечает Соловей, — голос у меня еще срывается.

— Кому свистеть-то? — говорит Щука. — Сом всегда спит, окуню что карась, что соловей, а рак — жди, когда свистнет.

— А вдруг…

— Да я его…

— Нет, — говорит Соловей, — я могу «дать петуха».

— Замечательно! — воскликнула Щука.

— Потом я буду жалеть, — пролепетал Соловей.

— Жаль петуха — давай цыпленка!

— Какого цыпленка?

— Шучу, — улыбнулась Щука, — петух, конечно, лучше. Я лично переварю любого петуха.

Соловей молчал.

— Не хочешь петь — не пой, — продолжала Щука — но мне очень хочется угостить гостей знаменитостью. Обещаю, что ты даже не пикнешь за столом. Я иду на такую жертву, хотя без соловьиного пения и часу не могу прожить.

— Хочешь, я для тебя спою, — сказал Соловей.

— Песней сыт не будешь, — вырвалось у Щуки, но Соловей ее не расслышал.

Соловей так распелся, что свалился с ветки. Щука выпрыгнула из воды, схватила Соловья и ушла под воду.

Уже полгода собирался Хомячок повесить свой портрет на стену.

Кажется, просто: вбил гвоздь и повесил.

А в жизни все получается не так-то уж просто.

Достал Хомячок из-за шкафа портрет, прислонил к стене и пошел за молотком.

Идет и думает: «Зачем это я иду? Не иначе как мне захотелось позавтракать».

Свернул Хомячок в столовую и плотно позавтракал.

После завтрака он вспомнил, что шел за молотком.

Взял молоток и задумался: «Зачем это мне молоток понадобился? Вернее всего шел я за ложкой и молоток взял по ошибке. А ложка нужна к обеду».

И Хомячок свернул в столовую.

После обеда он увидел портрет, прислоненный к стене. «Портрет стоит не на месте», — решил Хомячок и спрятал его за шкаф.

Но что-то Хомячку не давало покоя. Что-то он должен был сделать, а что — не мог вспомнить.

«А может, пора перекусить?» — подумал он и побежал в столовую.

После еды Хомячок вспомнил, что собирался повесить портрет. Стал его искать и нигде не мог найти.

— Как в сказке, — ворчал Хомячок, — сейчас только был — и уже нигде нет.

За шкафом Хомячок не искал. Когда он ставил за шкаф портрет, он ясно видел, что там никакого портрета нет, а больше искать было негде.

Ходил, ходил Хомячок и задумался: «Что-то мне было нужно, а что? — и вдруг улыбнулся: — Как я сразу не догадался?» И Хомячок побежал ужинать.

После ужина он лег спать и, засыпая, вдруг вспомнил, что собирался повесить свой портрет.