Эдит Несбит - История амулета

На банкете и впрямь можно было оттянуться как следует. Сначала им приготовили теплую душистую ванну, а затем с ног до головы, не забыв и про волосы, умастили маслами и благовониями (причем последняя процедура, в отличие от первой, оказалась ужасно неприятной). После того, как они снова нарядились в свое английское платье, их представили королю, который принял их с поистине королевской любезностью. Банкеты в Вавилоне длились довольно долго — там было полным-полно всяких вкусностей, и каждую очень хотелось попробовать. Банкетирующие возлежали на мягких кушетках по обеим сторонам пиршественной залы, леди — у одной стены, джентльмены — у другой. Однако когда обжорная часть банкета подошла к концу, и в залу подали освежающие (а также и веселящие) напитки, леди поднялись со своих лож и расселись каждая в ногах у своего мужа или любимого. Вообще, вавилонские мужчины и женщины относились друг к другу с самой нежной любовью и заботой — и при этом все без исключения были веселы, молоды и красивы (последнему обстоятельству немало способствовали шитые золотыми нитками придворные костюмы).

Середина зала была оставлена под выступления различных артистов, среди которых особо выделялись жонглеры, факиры и заклинатели змей (последние, правда, ужасно не понравились Антее).

С наступлением темноты были зажжены светильники, представлявшие собой установленные на высоких шестах и надраенные до блеска медные тарелочки, в которых по масляному морю неторопливо плавали сотни горящих кедровых корабликов.

Затем на сцене появилась танцовщица, которая не столько танцевала, сколько принимала театральные позы и, вообще, выделывалась, как последняя зануда. На ней почти совсем не было одежды, и это, нужно сказать, не прибавляло ей красоты. Во время ее выступления дети изрядно скучали, но всем остальным оно очень понравилось, а король так вообще пришел в буйный восторг.

— Клянусь бородой Нимрода, я в жизни не видал ничего лучшего! — закричал он танцовщице. — Проси от меня чего хочешь, и твое желание будет исполнено!

— Мне ничего не нужно, — скромно ответила девушка. — Мне хватит и одной великой чести доставить удовольствие своему королю, да живет он вечно.

По-видимому, она доставила королю слишком большое удовольствие. Несмотря на то, что его никто ни о чем не просил, он сорвал с шеи тяжелое золотое ожерелье, служившее ему чем-то вроде воротничка и бросил его к ногам танцовщицы.

— Вот ничего себе! — пробормотал Сирил, пораженный неслыханной щедростью дара.

— Вот именно, ничего! — прошептала ему на ухо королева. — Это один из его самых дрянных и давно уже не штопанных воротничков. Для подобных случаев у нас всегда имеется огромный запас дешевых побрякушек. Да, кстати, вы обещали мне спеть что-нибудь. Хотите, мои музыканты подыграют вам?

— Нет уж, спасибо! — торопливо ответила Антея. Здешние музыканты были бравыми ребятами — они играли очень громко и, что самое главное, не переставая. Но их музыка очень сильно напомнила Антее уличный оркестрик, который они с Сирилом, Робертом и Джейн однажды организовали по случаю Пятого ноября. Тогда это было по-настоящему здорово! Среди инструментов фигурировали картонный рожок, оловянный свисток, чайный поднос, каминные щипцы, полицейская трещотка, игрушечный барабан и прочие занимательные предметы — и все это гудело, свистело, гремело, трещало и скрежетало самым замечательным образом. Но одно дело играть самим, и совсем другое — слушать то же самое в исполнении других. Теперь Антея понимала, что папа был не таким уж и бессердечным, когда приказал им «немедленно прекратить этот жуткий бедлам».

— Что будем петь? — спросил Сирил.

— Как насчет «Милой крошки»? — предложила Антея.

— Слишком занудливо, — вступил Роберт. — Я предлагаю «Кто скачет по полю с тобой». Приготовились — раз, два, три!

Несмотря на отсутствие двух очень важных факторов — во-первых, Джейн, которая вела в их квартете партию альта, и, во-вторых, музыкальных способностей у Роберта, — песня оказалась столь непривычна изощренному слуху вавилонских ценителей прекрасного, что второй куплет дети закончили под неуклонно переходящие в овацию аплодисменты всех без исключения придворных леди и джентльменов.

— Еще! Еще! — кричал король. — Клянусь своей бородой, эта дикарская музыка мне по вкусу! Спойте еще!

Дети спели еще:

Последние строки потонули в новом шквале аплодисментов, причем многие леди и джентльмены в совершеннейшем экстазе повскакали на ноги, а король так и вообще не мог прийти в себя, пока дети не исполнили все хоровые песни, которые знали (итого набралось три штуки). Свое блистательное выступление они закончили «Горцем», которого скромно исполнили в унисон.

Тогда король, во всем своем королевском величии — то есть, в пурпурной тунике и узкой, высокой короне на голове, — поднялся со своего ложа и громовым голосом произнес:

— Просите, чего хотите, о пришельцы из страны, где никогда не садится солнце, и, клянусь клювом Нисроха, ваше желание будет исполнено!

— Лучше всего поступить, как давешняя танцовщица, и сказать, что с нас достаточно чести ублажить его, — прошептала Антея.

— Нет уж, давайте попросим его отдать нам то, за чем мы пришли, — сказал Роберт.

— Ни в коем случае, дурачок! — попыталась предостеречь его Антея, но было уже поздно. Воодушевленный грохотанием музыки, ярким блеском светильников и более всего шквальными аплодисментами публики, Роберт выступил вперед и смело обратился к королю.

— Отдайте нам хранящуюся у вас половинку амулета, на которой написано имя Ур-Гекау-Сетчех! — сказал он, а затем, вовремя спохватившись, добавил: — О, король, да живете вы вечно!

Не успел он произнести выгравированное на амулете Великое Имя, как все, кто находился в пиршественной зале, попадали ничком на пол и перестали подавать какие-либо признаки жизни. Впрочем, не все — королева, например, обхватила голову руками и принялась в отчаяньи раскачиваться взад-вперед на своем ложе, а король так и вовсе выпрямился во весь свой немалый рост и на мгновение застыл, словно самая настоящая королевская статуя. Однако это у него быстро прошло. Уже через секунду в зале раздался его громоподобный рык.