Ивана Брлич-Мажуранич - Сказки давнего времени

— Так, братцы, так! — закричала Косенка, у которой было очень доброе сердечко. Быстро стащила Косенка с плеч свое волшебное покрывало и протягивает его пастухам. Изорвали они покрывало на полосы, связали полосы в длинную ленту и повязались пастухи друг с другом, около Лиле и Косенки, а подле пастухов опять жались бедные овцы.

Теперь Косенка среди этой беды была столь же беспомощна, как и остальные пастухи. Свой жемчуг она на игру истратила, а свое волшебное покрывало от доброты сердца порвала и раздарила, и теперь не могла ни улететь, ни спастись от этого несчастья.

Но Лиле полюбил Косенку больше всего на свете и когда вода стала им ударять в ноги, крикнул Лиле:

— Не бойся, Косенка! Я тебя буду охранять и поддерживать! — и поднял Косенку на руки.

Одной рукой схватила Косенка Лиле за шею, а другой рукой высоко подняла светильник по направлению к Регочу.

А Регоч, лежа по грудь в воде, борется и бьется беспрерывно с водой. С правой и с левой стороны, около плеч Регоча сгрудились разрушенные края насыпи, как два больших рога. У Регоча борода растрепана, плащ разодран, плечи окровавлены. Но остановить Зловоду он никак не может, и около холмика масса воды все растет и растет, грозя потопить пастухов. А наступила уже и полночь.

Но вдруг осенила одна мысль Косенку и она среди воплей и плача залилась смехом и крикнула Регочу:

— Регоч, безумная ты голова, безумная голова! Почему ты не сядешь между этих рогов, образованных насыпью? Почему ты не закроешь плечами воду?

Пастухи и пастушки на миг умолкли, до крайности удивленные тем, что никто не подумал о том раньше.

— Уху-ху! — слышен был только смех Регоча, — а это не шутка, когда Регоч смеется. Трясется Регоч от смеха, что был так недогадлив, а море вокруг него бушует и клокочет.

Затем Регоч встал, повернулся и — гляди! — сел между тех рогов.

Что за чудо, Боже мой! Остановились потоки Зловоды, будто бы стена навалилась на насыпь. Стала Зловода, не может перебраться через плечи Регоча и потекла по своему руслу, по которому и прежде текла, струясь вдоль плеч Регоча. О, Боже, какое чудесное спасение!

Спасены теперь были пастухи и пастушки от самого тяжелого несчастья, а Регоч, удобно сидя, хватал руками землю и закрывал полегоньку насыпь под собой и вокруг себя. Начал он в полночь, а когда стала заря заниматься, работа была готова. Как раз солнце выглянуло, когда Регоч, окончив работу около насыпи, встал, чтобы очистить бороду от набившегося в нее ила, веток и мелкой рыбешки.

Но не пришел еще конец злоключениям этих бедных пастухов, — куда и к кому им теперь идти? Стоят пастухи на вершине холмика. Вокруг них одно сплошное море. От обоих сел виднеются еще только кое-где одинокие крыши жилищ, но в селах никого живого не осталось. Крестьяне могли бы спастись, если бы бежали перед приближающейся водой на чердаки. Но вместо того, в обоих селах крестьяне вышли на гумно с бубнами и трубами, чтобы порадоваться гибели соседнего села. Когда уже и одним и другим вода достигла до пояса, они все еще ударяли в бубны, а когда вода поднялась по горло, они все еще, злорадствуя, дули в свои трубы. И так утонули все до единого со своими бубнами и трубами, и было это наказание Божие заслужено ими их злобой.

Бедные пастухи остались теперь без единой живой души, кто бы их кормил и защищал; остались они без дома и хозяйства.

— Не воробьи же мы, чтобы на крыше жить, — печально заявили пастухи, видя, что одни только крыши виднеются из воды. — Но и не лисицы, чтобы жить по горам в дуплах деревьев. Если бы нам удалось освободить наши села от этой воды, то мы еще смогли бы жить, но если будет так, как сейчас, то лучше нам броситься в воду с нашим стадом и утопиться, так как нам некуда преклонить головы.

Это было очень печально, и глубокая жалость охватило самого Регоча. Но этому злу он помочь никак не мог, и говорил он, глядя на это море:

— Такое количество воды ни выплеснуть, ни выпить я не могу, чтобы освободить ваши села. Увы, что делать, дети мои.

Но в этот миг выступил Лиле, самый мудрый ребенок этих уездов:

— Дядя Регоч, если не можешь ты выпить такое количество воды, то земля ее выпьет, земля. Пробей дыру в земле и спусти это море в землю.

Боже мой, сколько мудрости в ребенке, который ростом не больше одного пальца Регоча.

И действительно, ударил Регоч о землю, пробил дыру, а земля, как ненасытный змей, начала пить, пить, глотать и вбирать в себя необозримое море со всей долины. Не прошло много времени, и земля поглотила всю воду, и показались опять села, поля и луга — разрушенные и занесенные илом, но каждое на своем месте.

Обрадовались опечаленные пастухи и пастушки, но радостнее всех была Косенка; хлопнула она ручонками и воскликнула:

— О, как будет дивно, когда эти поля снова позолотятся, а луга зазеленеют!

Но на это опять понурили головы пастухи и пастушки, а Лиле сказал:

— Но кто же нас научить засевать поля и жать нивы, если среди нас нет ни одного взрослого.

И действительно, далеко на все стороны не было никого старшего, и только виднелось в этой разоренной долине кучка бедной детворы, а с ней Регоч, который был столь огромен, неповоротлив и неопытен, что не мог из-за своей громадной головы даже заглянуть в их жилища, а не имел понятия ни о полях, ни об их обработке.

Опечалились снова все, а всех больше Регоч, который так полюбил прекрасную Косенку, а теперь не мог быть полезен ни ей, ни пастухам и пастушкам.

Но что было хуже всего: сильно потянуло Регоча в его пустынный Леген! Наглотался он этой ночью ила на тысячу лет, а ужасов нагляделся еще больше. Оттого его мучила тоска по огромному и пустынному Легену, где он в спокойствии считал камни столько сотен лет. Итак, печальные стоять пастухи, печален был Лиле, а всех печальнее Регоч. Действительно, жаль было глядеть на эту кучку детворы, которая без старших должна была погибнуть и увянуть, словно цветок без корня.

Только Косенка радостно посматривала туда-сюда; она никогда не была печальна.

Вдруг Косенка им крикнула:

— Глядите! Глядите! Что это за люди? О, они должны знать чудеса и сказки!

Все поглядели по направленно к селу, а там в одном из окон показались две головы: старика и старухи. Машут они платками, зовут детей по именам и смеются так, что сияют их морщинистые лица. Были то прадед и прабабушка, которые оказались единственными умными людьми в обоих селах и спаслись на чердаке.

О, Боже! если бы детвора увидела на этом чердаке солнце с востока и звезду Денницу, она не зашумела бы так от радости. До небес разносятся их крики.

— Бабушка! Дедушка!

И понеслась к селу детвора подобно молодым жеребятам; впереди всех Косенка, с развевавшимися по ветру золотистыми волосами, а за ними овцы и ягнята. Не останавливаясь бежали они до самого села, где их встретили у ворот дед и баба. Дождались они их, схватили в объятья, никто не знал, как благодарить Бога, что он бабушке и дедушке дал столько мудрости, что они догадались скрыться на чердак. Хорошо это было также и оттого, что это были совсем заброшенные села, и в них не велись ни книги, ни записи — и кто бы рассказал пастухам и пастушкам об этом, явившимся вследствие злобы несчастье, если бы не остались в живых дед и баба.