Ивана Брлич-Мажуранич - Сказки давнего времени

Был прекрасный вечер, и старуха шла полем через лен, чтобы посмотреть, не нанесла ли суша вреда. Заметил Топорко старуху, оставил мешок на краю борозды, пробрался через лен к старухе, а так как старуха наклонилась, что бы лучше разглядеть лен, то из борозды Топорко шепнул, словно сверчок загудел:

— Молчи, бабушка, никому ничего не рассказывай, а завтра, до рассвета, приходи ты ко мне на поляну и принеси мою шапчонку. Там, на поляне, есть клен, самый высокий. На него ты, бабушка, взберись, как можно выше, если только я тебе дорог! Ты увидишь меня приближающегося на куске тумана а со мной еще девятерых на девяти облачках. Когда мы подплывем и будем по ветру около клена проходить, ты быстро протяни мне мою шапчонку. Когда я за нее ухвачусь, ты ее, бабушка, не пускай, а наоборот, тяни, сколько у тебя сил будет.

У старухи от радости сердце заиграло. Слышит она и узнает тоненький голос своего бродяжки, который обращается к ней из льна. Но когда она согнулась, чтобы его увидеть, то нигде никого не было, только быстрая полоса через лен пробегала: это дрожат верхушки льна, где Топорко бороздой пробирается. Старуха сразу догадалась в чем дело и больше уж не искала Топорко.

У старухи нет совершенно сомнений, поверила она своему упрямцу, оставила лен — пусть сам справляется с сушей, как знает! — и поспешила домой за шапчонкой, чтобы завтра она была под рукой.

А Топорко тайком, прямо через лен, как перепёлка, до края борозды добежал, опять вскинул на спину свой мешок и пошел прямо к конюшне жупана.

— Вот, приложил жупан свою печать к мешку и приказал тебе дать мне коня самого быстрого, чтобы я еще сегодня отнес мешок туда, куда жупан приказал, — говорить Топорко конюшему.

И чего только нельзя сделать, имея печать жупана?! Видит конюший знак своего господина, поверил мальчику и вывел ему коня. Еще сам мальчишку на седло усадил и мешок ему подал и подхлестнул коня, чтобы он быстрее бежал. А Топорко полетел на коне, ухватившись за гриву, так, как летит перышко по ветру, — по направлению к той черной горе. А в пути все коня подгоняет: боится, бедняжка, запоздать.

Месяц уже готовится взойти, а Топорко у подножья горы. Соскочил Топорко с коня, толкнул его ножкой, чтобы он шел, куда хочет, а сам поспешил по тропинке на гору. Там в орешнике он нашел кузовки, наполнил их жупановскими орехами, бросил мешок, — и как раз в тот миг, когда месяц над поляной показался, появился и бродяжка Топорко.

— Добрый вечер, дедушка! Вот орехи, каких ты и не запомнишь!

У деда Неумойко сразу же зачесались зубы. Увидев такие орехи, он не может дождаться утра, чтобы попробовать их, и говорить детям:

— Айда, ученики мои, давайте и мы хоть раз поужинаем, чтобы вы запомнили день, когда вы первую мудрость усвоили.

Уселись они в кружок на поляне ужинать. Но Топорко жупанчиков научил:

— Вы щелкайте, но не смейте есть, чтобы мы от голода могли завтра до зари проснуться.

Взял дед своих шесть кузовов на руки, а ученики уселись по двое около каждого кузовка и когда началось их щелканье, все белки в гнездах повыскакивали. Вскочили и вывели своих детенышей на самые тонкие буковые ветки, чтобы вместе с ними посмотреть, кто это среди ночи, при луне, так вкусно щелкает?

Ученики по двое уселись. Не успела еще каждая пара и половину своего кузовка расщелкать, как дед Неумойка уничтожил уже всё свои шесть, — так хороши у этого деда были зубы.

Хорошо наелся дед, от души рассмеялся и сказал Топорку:

— Молодец ты, Топорко! С тех пор, как я на свете живу, я таких орехов на горе еще не находил!

Обманули орехи деда. Так как голод его не мучит, то под утро снится ему, что только еще полночь. И спит дед так, как в полночь спят, а уже заря почти зарумянилась. Голодные же ученики проснулись за долго до зари, тихонько встали и из ущелья на поляну вышли.

Утро белеет, словно крыло голубиное, а мягкий туман над поляной идет, как белорунные овцы. Не медлят жупанчики и Топорко, и каждый хватает по овечке для себя; уселся каждый на свое облачко-барашек, от горы все оттолкнулись, засвистали, как их дед научил, попутному ветру, чтобы ветер покрепче им поводья соединил и держал бы их одного подле другого. Задул хороший ветер с соседней горы и понес детей вдоль откоса.

Плывут они, милые братья, плывут, и никогда у них не было прекраснее момента, чем тот, когда они достигли равнины и поплыли прямо к малой лужайке.

А на лужайке, на самом высоком клене ожидает их старуха еще с полночи. Ждет она зари, как озябший ждет солнца, но если бы только зарю ожидать, а то еще и растрепанного Топорка! Измерила старуха глазом высоту клена и подумала: «Что это меня, старую, на такую высоту угораздило!»

Но вдруг вдалеке видит она: плывет облако, из десяти частей состоящее. Румяная заря, словно пламенем, все облако облила, а на облаке несется десятеро детишек, как ягодки нанизанных. Все старуха позабыла, о чем думать решила, и хорошо еще, что от превеликой радости она с клена не свалилась!

Облако направляется к старухе, и когда оно уже о клен толкнулось, — старуха протягивает шапчонку, насколько ей рука позволяет. Схватился проворный Топорко за шапчонку, и оттолкнулось назад десять облаков как одно: назад, а затем опять по ветру бы дальше. Но крепко держит старуха, еще крепче Топорко, а всех крепче шапчонка между ними. Миг или два старуха с ветром боролась, но старухино сердце не сдает. Дернула она, что было силы, к себе. Словно чудо какое-то облаком овладело: почувствовало вдруг облако тяжесть детей, полетело вниз, на траву и потащило за собой и шапку и старуху. Будто в ладоши хлопнуло: хлоп! — сидит старуха на зеленой траве, а около нее десятеро детишек. Так зрелый каштан с ветвей падает и кругом разбрасывает свою разбившуюся скорлупу.

Лишь только они сели, выскользнули из-под них облака и понеслись свободные от груза ввысь, как пушинка, на которую дуют.

Резко села старуха на твердую почву, резко села и детвора. Но так как они достигли того, чего их сердце желало, то показалось им, что никогда они на более мягком и не сидели! Не знаю, кто кого первый бы с нежностью обнял: или Топорко старуху или старуха Топорка, или жупанчики друг друга, потому что уже показался город жупана! Пусть и вдалеке, но с ними на одной долине!

Когда ты счастлив, то и солнце за тобой поспешает, а не нужно еще ему только тропу прокладывать! Так в этот миг над старухой и детворой солнце взошло и осветило их, а они еще на траве сидят.

Напомнило солнце Топорку, что время идет.

— Давайте поспешим, — сказал он, — ждет нас жупан. Созвал он совещание, а не может открыть его без тебя, бабушка!

— Ну, вот и этого я дождалась, — возгордившись, сказала старуха, поправила чепец на голове, чтобы лучше выглядеть, и поспешила через поле, чтобы не запоздать на совещание. А за ней детвора, как цыплята за наседкой.