Джеральд Даррелл - Говорящий сверток (с цветными иллюстрациями)

— Экономит массу времени, уверяю вас, — повторил Попугай. — Как только вы сварили варенье или что-нибудь еще, вы тут же идете в лес и нарезаете себе пробок нужной формы и размера. Они почти сразу отрастают опять, так что урожай бесперебойный. Так же обстоит дело с травой: она отрастает сразу, как только ее объедят единороги или лунные тельцы, и всегда остается определенной высоты — как раз такой, чтобы не намокать и не опутывать лодыжки. То же самое с цветами. Необычайно изобретательный волшебник Ха-Ха. Вот попробуйте сорвать цветок — и вы поймете, что я имею в виду.

Пенелопа нагнулась и нарвала небольшой букет красивейших ярких цветов.

— Понюхай, — приказал Попугай.

Пенелопа поднесла их к носу, и ей показалось, что никогда еще она не вдыхала такого восхитительного нежного аромата.

— Они вечные, — пояснил Попугай. — Поставь их на туалетный столик — и они будут стоять всю жизнь, и благоухать тоже будут всегда. А если они тебе надоедят, возьми и выброси их. Попробуй брось их куда попало.

Пенелопа бросила цветы на лиловую траву, и они тут же выпрямились, пустили тоненькие корешки, которые сразу зарылись в землю, и — нате вам! — где только что валялись сорванные цветки, возникла целая цветущая клумба.

— Бережливый нужды не знает, — сказал, подмигивая, Попугай. — то же и с деревьями. Если вам понадобилось развести костер, отломите несколько веток с любого ближайшего дерева, и на нем сразу отрастут новые. Благодаря этому у здешних деревьев не бывает такого куцего вида, как в вашем мире. Потому все вокруг и выглядит новеньким и свежим.

Очень скоро ручей привел их к берегам главной реки. Она была широкая, с медленным течением; золотистого цвета вода была так прозрачна, что, стоя на берегу и глядя вниз, дети видели передвигающихся по дну фарфорово-белых и зеленых крабов и полосатых ало-черно-желтых водяных жуков, сновавших взад и вперед с деловым видом.

— Отсюда мы начнем наше путешествие на лодке? — спросил Питер.

— Да, — ответил Попугай. — Отсюда до Долины фениксов около трех миль, а оттуда до Холмов Лунных Тельцов еще пять.

Саймон разложил лодку на земле, и они с Питером и Пенелопой принялись поочередно накачивать ее. Надув, они спустили ее на воду, погрузили туда клетку и все припасы, уселись в нее сами и оттолкнулись от берега.

Из всего, что запомнилось Пенелопе в Мифландии, вероятно, ярче всего запечатлелось в ее памяти именно начало путешествия по реке, когда они плыли в Долину фениксов. Берега, покрытые лиловой травой, в которой пестрели яркие цветы; странные пробочные деревья, у которых с верхних ветвей свисали длинные хвосты серовато-зеленого светящегося мха, и пышные кроны состояли из чего-то вроде орхидей кораллового и зеленого цвета; тихое плескание воды; длинные шлейфы желтых водорослей, тянущихся за лодкой; крабы и озабоченно снующие жуки. Волшебное, ни с чем не сравнимое зрелище!

Вскоре, однако, пробочный лес поредел, а затем и вовсе прекратился, и началась местность совсем иного характера: голые красноватые скалы, еще раньше замеченные ребятами, где в ямках и расщелинах гнездились кактусы причудливой формы и расцветки.

— Еще немного, — сказал Попугай, — и мы будем в Долине фениксов. Жаль, что у нас нет никакой покрышки.

— Покрышки? — удивилась Пенелопа, — Зачем нам она?

— Видишь ли, сами фениксы вполне безобидны, — пояснил Попугай, — но там летает столько горячего пепла.

— Пепла? — переспросил Питер. — Неужели еще кто-нибудь кроме василисков изрыгает пламя?

— Нет, нет, — ответил Попугай, — ничего похожего. Дело в самих фениксах, бедняжках. Как вам известно, феникс живет около пятисот лет. Потом он сжигает себя вместе с гнездом. Сжигает дотла, а из пепла рождается новый феникс. Поскольку они таким образом благоразумно сами себя регулируют, Ха-Ха рассудил, что проще всего — во избежание лесных пожаров — предоставить им для этого специальную долину. Через нее-то мы и должны сейчас проплыть. Зрелище будет весьма эффектное, не скрою, но, повторяю, в воздухе там носится масса золы и пепла, и нам придется глядеть в оба.

Река вилась все дальше и дальше, Питер и Саймон гребли медленно, но ровно, и по мере того как они продвигались вперед, скалистые берега становились все выше, а течение все быстрее. И вдруг, когда они меньше всего этого ожидали, река резко сузилась и сделалась бурной.

— Впереди пороги! — закричал Попугай.

И верно, впереди из золотистой воды, которая, бурля и пенясь, омывала их стремительным потоком, как клыки торчали красные скалы. Питеру и Саймону огромных трудов стоило провести лодку так, чтобы ее не прокололо. Но они справились с этим, лодка опять очутилась в спокойном течении, и опять высокие утесы расступились.

— Уф! — Питер вытер лоб. — Я уж думал, мы не проскочим.

— Слава Богу, все позади, — сказал Саймон.

— Позади? — протянул Попугай. — Это только первая быстрина. Дальше, при выходе из долины, будет еще одна.

Река опять сделала поворот, и лодку вынесло в долину. И тут глазам путешественников предстало столь невероятное зрелище, что Саймон и Питер бросили весла и все трое, раскрыв рты, уставились на невиданную картину.

По всей долине, по обоим берегам реки, сидели фениксы, словно огромные, многоцветные и сверкающие орлы. Они сидели, распустив крылья, как делают бакланы, когда сохнут на скалах. Под каждой птицей в гнезде мелькало и трепетало пламя. И вдруг одно из гнезд вспыхнуло и извергнулось, как вулкан. Длинные оранжево-красные, голубые и желтые языки взметнулись вверх, окутали сидевшую в гнезде птицу и мгновенно обратили ее в пепел. Она осталась сидеть, как гигантская копия самой себя из серовато-белого пепла. Огонь утих, феникс стал постепенно рассыпаться: по перышку, по перышку, потом и вся птица с тихим шуршанием, похожим на глубокий долгий вздох, опала обратно в огненное гнездо. Спустя мгновение опять показались язычки пламени, и в глубине гнезда дети увидели маленького яркого, разноцветного птенца, бившего крыльями и рвавшегося наружу. Наконец он вырвался из пламени и взмыл вверх, над долиной, как ласточка, вместе с сотнями других фениксов. Но Попугай был прав: в фениксах крылась немалая опасность, так как в тот миг, когда феникс обращался в золу, рассыпался и падал в гнездо, во все стороны разлетались искры и горячий пепел с шипением падал в реку.

— Ой, какая красота, Попугай! — воскликнула Пенелопа.

— Никогда ничего красивее не видел, — подтвердил Питер. — Так ты говоришь, Попугай, что каждый раз, как взрослый феникс превращается в пепел, из него возникает новый?