Биргитта Гедин - Чинуша на груше

— Гнуллинг просто с ума сойдет, если узнает об этаком! — послышался жалобный голос сверху. — Это вы понимаете? Обещание — пожалуйста, охотно дам. Но отдать содержимое портфеля… Нет, это совершенно невозможно!

— Гнуллинг ничего не узнает, — сказал Флориан. — Тайна останется между нами. Вы же ему не станете рассказывать? Мы — тоже. Пока вы будете держать свое слово, мы… Давайте портфель!

— Я могу быть совершенно уверен, что вы никому не расскажете об этом? — в страхе спросил Книрк.

— Да, да! — чрезвычайно убедительно закричали все разом. — Если вы дадите слово, дадим и мы!

Линус протянул руки к чиновнику. Книрк изогнулся и выпустил портфель из рук.

— Можно мне спуститься? — спросил он кротко.

— Не забывайте обещания! — напомнила Аманда.

— Полагаемся на вашу совесть! — добавила Бедда.

— У него нет совести! — крикнул Линус.

— Я обещаю никогда больше не вредить вашему дереву и не помогать в этом другим, — сказал Книрк и громко чихнул.

— И я никогда больше не появлюсь на улице Мармеландер, — продиктовала Минна, в такт словам помахивая своим зонтиком.

— И я никогда больше не появлюсь на улице Мармеландер, — послушно повторил за ней чиновник.

— Хорошо! — решил Флориан. — Спускайтесь.

Книрк осторожно спустился на землю. Небо посветлело, дождь начал стихать, но с одежды чинуши еще капало. Он смущенно заерзал, когда Линус открыл портфель: перед глазами испуганных зрителей предстала новая, блестящая острозубая пила! И даже с маленьким моторчиком, приделанным к ручке! Она выглядела отталкивающе, наверняка она превосходно работала в ловких руках чиновника. Флориан вынул ее из портфеля.

— Ну, идите, — процедил он сквозь зубы. — Я уже начинаю жалеть, что…

Книрк схватил портфель, быстро закрыл его и в страхе рванулся в сторону. Но прежде чем убежать, он со злой усмешкой оглядел жителей улицы. Линус и Мелина восторженно фыркнули, встретив его взгляд, и Книрк умчался чуть ли не галопом.

— Поздравляю с успехом! — сказал Флориан и на радостях обнял Минну.

— С этим справились! — сказала Аманда, опустила корзину и пожала руки Бедде и Кноппингу. — А теперь по постелям! Ведь скоро новое утро…

Эта ночь очень сдружила жителей улицы Мармеландер. Все начали обращаться друг к другу на «ты» и называть по имени. Даже Кноппинги. Оказалось, что самого Кноппинга звали Яльмар, а его жену — Лаура. А когда обнаружилось, что она терпеть не может имени Лаура, все начали звать ее Розмари: это было ее любимое имя, она всю жизнь мечтала, чтобы ее так звали.

— Ей совсем не подходит имя Розмари, — кисло сказала Мелина Линусу.

— Ах, не все ли равно, — заметил Линус. — Это неважно. Я ведь перестал называть тебя сорокой, когда узнал, что тебе это не нравится. Так что можешь и ты доставить ей удовольствие. Знаешь, она стала как-то больше похожа на Розмари, чем раньше. Тебе не кажется, что она стала добрее?

С этим Мелина вынуждена была согласиться. Все жители улицы стали более дружелюбно относиться друг к другу. Сильвия Сирень сначала, конечно, очень сердилась на свою сестру за то, что та не разбудила ее в такую увлекательную ночь. Но когда Бедда подробно рассказала ей обо всем в третий раз, она была прощена: теперь Сильвия могла описать все в их общем дневнике так, словно сама присутствовала при событиях.

Линус по-прежнему развозил газеты по городу, и иногда перед его глазами мелькала тощая фигура Книрка с таинственным портфелем в руке. Теперь Линус каждый раз громко смеялся: портфель больше не был таинственным. Книрк играл свою роль превосходно, но как смешно было знать, что его портфель совершенно пуст!

Не слишком-то радовался только Флориан Баретт. Он постоянно выглядел усталым и озабоченным. Что-то в словах чиновника его встревожило, хотя сколько он ни размышлял, он не мог понять, что именно. Просто осталось очень неприятное чувство, от которого он не мог избавиться.

Минна часто с удивлением поглядывала на него, но ничего не говорила. Она заметила также, что в его квартире почти никогда не гасла лампа. Как бы поздно Минна ни ложилась, напротив всегда горел свет.

Однажды, когда Линус и Мелина болтали, стоя около его стекольной мастерской, Флориан позвал их.

— Послушай, Линус, — сказал он. — Не можешь ли ты снять с дерева мои бутылочки? Боюсь, что они там висят совершенно напрасно.

— Могу, конечно, — сказал удивленный Линус. — Конечно, могу. Мы сделаем это сейчас же. Пойдем, Мелина!

Но когда он собирался обрезать веревочку от первой бутылки, он внезапно присвистнул на особый лад. Мелина знала, что это всегда означает что-нибудь важное. Она взглянула наверх и спросила, что случилось.

— Груша сгнила и лежит на дне! — сказал он громко. — И другая тоже!

Он быстро взобрался еще выше и проверил остальные пять бутылок.

— То же самое со всеми! Что-то случилось! И твой дядя знает об этом!

Они осторожно опустили все бутылки на землю и снесли их в мастерскую. Флориан выстроил бутылочки перед собой на столе.

— Я предчувствовал это, — сказал он и тяжело вздохнул. — Я все время подозревал что-то в этом роде. Нет ли там еще чего-нибудь странного?

На земле лежит очень много листьев, — сказала Мелина. — А ведь еще не осень.

— И неспелые груши падают, — добавил Линус.

— Да, и я это видел, — сказал Флориан печально. — А больше ты ничего не заметил?

Линус подумал и покачал головой.

Флориан взял из ящика длинный узкий нож и опустил его в бутылку. Он разрезал грушу на куски и вытряхнул на стол гнилой плод. Затем сиял с полки микроскоп и начал старательно рассматривать один из кусочков. Время от времени он листал лежавшую рядом толстую книгу в старом кожаном переплете. Линус и Мелина тихо следили за ним. Они понимали, что ему нельзя мешать. Наконец он захлопнул книгу, рывком сдвинул очки на лоб и повернулся к ним.

— Дерево отравлено! Прежде чем мы его отпустили, Книрк успел отравить дерево!

Голос его дрожал, и узкие руки с такой силой сжали одну из бутылок, что Мелина испугалась, как бы дядя Флориан не раздавил эту посудину. А Баретт вдруг понял, что его так тревожило. Он вспомнил, что чиновник сказал: «Обещаю никогда больше не вредить вашему дереву». Никогда больше! Вот негодяй! Он их всех обманул!