StEll Ir - Планета Эстей

– Код доступа!

Эйльли только плечами собиралась пожать, когда Красная Шапочка спрыгнула с Львёнка и подскочила к Стражу Врат.

– Дяденька сфинкс пустите нас пожалуйста нам очень нужно у Эйльли Тотошка барахлит а мы всю неделю к волшебнику шли-шли!.. – выпалила Красная Шапочка на одном дыхании и добавила с искренним благоговением перед ею придуманным образом волшебника: – К Великому и Ужасному!!!

– Мудрость сиятельной истины лишь может пройти во Врата, либо же сама непосредственность, – молвил Страж Врат. – У вас нет и отголоска сиятельной истины: код доступа не известен вам! Но сама непосредственность находится среди вас, и вы допускаетесь к вхождению во Врата! Следуйте же, вас давно ждут!..

Эйльли поцеловала Красную Шапочку в лобик, сказала «Умница ты моя!» и путники вошли в столь надёжно охраняемые ворота, казалось бы совершенно не присутствующие в этом мире…

Как только черта магических Врат была пересечена, путешественники обнаружили себя, без каких бы то ни было переходов, посреди причудливо украшенной залы, центр которой был ярко освещён, а края утопали в полной темноте. В центре стоял большой стол резного дуба, на котором не было ничего, кроме небрежно оставленной рукописи и пера положенного на чернильницу, с которого будто собиралась упасть капля ещё не остывших чернил. Но текст рукописи был столь выцветшим, а сама рукопись столь ветхой, что можно было сделать вывод о том, что возраст написанного измеряется как минимум веками. Страшила-Аморф поднялся в воздух над столом и, определив по почерку тон, тембры и выдержанность голоса писавшего, стал читать громовым голосом, раскатисто отдававшимся в тёмных углах залы: «Миры волшебника Гудвина, Великого и Ужасного, приветствуют вошедших под их своды! В день будет оглашено не более одного желания! Следуйте в отведённые вам покои и ведите себя по возможности приемлемо! OZ».

В отведённых покоях, куда путников проводил не обронивший ни слова слуга, Эйльли организовала тактико-стратегический совет. Решено было идти к Гудвину в той последовательности, в какой и собиралась вся наша весёлая компания. В первый день должен был идти Страшила-Аморф, во второй – Кибер-Дровосек, в третий – Львёнок. Эйльли же с Красной Шапочкой должна была пойти после всех на четвёртый день. И Львёнок, и Страшила, и Дровосек уговаривали её идти первой, потому что по их мнению у неё было самое важное желание – вернуться домой. Сама же Эйльли считала, что желания у них у всех примерно одинаковые, а со своим желанием она ещё не смогла окончательно определится: так ли уж сильно она хочет домой? «И к тому же, добавила Эйльли, ужасно хочется посмотреть на ваши мордашки по возвращению от этого волшебника Изумрудного Города! Сдаётся мне у него не плохо развито чувство юмора, и я буду ждать вас всех здесь в нетерпении и в полной готовности к оказанию первой психологической помощи на случай неумеренной радости или безмерного горя!» На том и постановили.

Утром следующего дня Страшила-Аморф пошёл к волшебнику. Он открыл дверь, через которую они вчера покинули полутёмную залу, и утратил гравитационную опору. Залы больше не было... Он завис в правильном кубическом пространстве огромных трёхмерных шахмат. Необычной силы и ловкости гравитационный поток скрутил Страшилу-Аморфа, сжал до предела и превратил в рядового пехотинца чёрных родов войск. Армия таких же как он пехотинцев готовилась к началу активных боевых действий, за спиной разворачивался штаб сражения, а далеко впереди и в условно-относительном низу видны были верхушки боевых шатров белой армии. Там и взметнулась красная ракета, известившая о начале наступления – белая пехота пошла в наступление. Страшила не был ни старшей, ни центральной, ни фланговой фигурой. Он был рядовым из рядовых, простым безымянным солдатом. Но стратегическим планом сражения он был в силах управлять полностью. Его одинаково хорошо слушались ноги и высокопоставленные фигуры. Он был чистой мыслью своей Игры. Организовав более-менее сносную защиту, Страшила-Аморф попытался тут же перейти к активно-опрокидывающей тактике в трёх основных направлениях. Когда наголову оказались разбиты полки в двух из них, он отказался от плана накатывающегося наступления и организовал уже многоступенчатую оборону, настолько глухую, что в неё не могла проникнуть даже сверхлёгкая разведка неприятеля. Враг, вынуждаемый к игре с самим собой, стал завязать в собственных позициях. И тогда Страшила-Аморф в нестандартном решении лёгким броском конницы проложил глубокий тоннель, самолично подошёл к Белому Императору и произнёс:

– Вашу шпагу, Император!

Лицо Белого Императора потемнело от гнева.

– Я не император. Я – Гудвин, Великий и Ужасный! Вы можете изложить вашу просьбу! – произнёс он громовым голосом.

– Прошу прощения, Великий и Ужасный Гудвин! К сожалению не имел чести вас знать лично, а потому не узнал! – сказал Страшила-Аморф с вежливым поклоном всё ещё горящего одержанной победой чёрного пехотинца. – Мне нужны мозги. За этим я и пришёл.

– Нет! – лязгнул сталью Гудвин, запахиваясь в белую мантию. – Я не могу вам их дать! Ни сейчас, ни когда-нибудь! Вы свободны!

Опешивший Страшила-Аморф увидел себя утрачивающим контуры воздушным шаром на руках у Эйльли. Эйльли успокаивала его и гладила по расстроенным очертаниям. Не было шахматного пространства, не было Белого Императора Гудвина, не было полученных мозгов… «Возможно я ошибся в расчётах!», воспалённо бормотал Страшила и пытался вновь и вновь что-то просчитывать…

На следующий день Кибер-Дровосек осторожно открыл и прикрыл за собой двери волшебной залы. Она ничуть не изменилась с момента первого их прихода в неё, только в центре света теперь стоял не дубовый стол, а трон, настолько прекрасный, что Кибер-Дровосек сразу узнал его. На троне сидела и нежно улыбалась ему величественная и прекрасная Моргана.

– Как? – воскликнул Кибер-Дровосек. – Разве вы не погибли здесь навсегда?

– Глупости! День седьмой! – воскликнула Моргана и, чуть разведя в стороны ножки, протянула к Кибер-Дровосеку свои изящные гибкие руки.

Кибер-Дровосек почувствовал, что он от счастья сходит с больше ненужного ему ума…

…Он задыхался в последних порывах своей охватившей весь мир любви, когда изнемогающая в беспрерывных уже целую вечность судорогах Моргана закричала будто из очень отдалённого далека: «Теперь можно! Люби!!!...» Её крик звенел и проливался звездопадами в космосе, а Кибер-Дровосек, оледенев в огне искренней радости, не мог шевельнутся, наблюдая как прекрасная Моргана у него в объятиях превращается в его ненаглядную Адель… Мгновенье и в его объятиях не было никого, остался лишь нежный шёпот Адель «Я… буду… ждать…»