StEll Ir - Планета Эстей

Нежно-кремовые губки на писе Лики были сложены в опрятные гладкие складочки, чуть обрамлённые чёрным пушком волосиков. Скрытая в них щелочка немножко блестела и была похожа на первую трещинку в начинающем распускаться бутончике розы. А там, где у нянечки Анечки была алая «клубничка», у Лики высовывалась палочка очень похожая на торчащую письку Грейки, только более тёмная кожицей по краям.

Мальчиш взяла всей ладошкой за эту палочку и попыталась сжать, заглядывая в глаза воспитательнице, как она вчера ночью делала Анечке. «Нет, не так, моё солнышко! Вот так!», Лика отвела кулачок Мальчиша и двумя пальчиками скользнула по стволику клитора, «Быстро-быстро… если сумеешь…». Мальчиш постаралась суметь. Сложив пальчики, как показала Лика, она быстро задёргала ими по всё более скользкому стволику. Лика упёрлась ладонями в коленки и прикусила губку, прикрыв глаза. Нравилось ей это не меньше, чем вчера Анечке, и Мальчиш утопала всем кулачком в податливой щелке, дёргая пальчиками по отвердевшей палочке клитора. Иногда пальчики срывались и соскальзывали по головке. Лика чуть вздрагивала в коленках, но так и не открывала глаз. Мальчиш увидела, как слегка задрожал низ животика воспитательницы. «Ой-ф-х, моя прелесть… спасибо!..», Лика, всё так же опираясь ладошками в голые коленки, сильно прогнулась в спинке и тихо вздохнула. Мальчиш, открыв рот, во все глаза смотрела на напрягающуюся подрагивающую писю воспитательницы. Она перестала дёргать кулачком и сильно сжала твёрдый стволик клитора в пальчиках. Из приоткрывшихся губок влагалища вырвалась прозрачно сверкнувшая сильная струйка и ударилась прямо в отворот платьица Мальчиша…

– Маленькие мои, играем в школу! Грейка, будешь учителем! – Лика улыбалась группе, натягивая трусики. – Проверишь нарисованных зайчиков и поставишь отметки на школьной доске. Мальчиш, мы с тобой в душ!

Лика утащила Мальчиша за ладошку в туалетную комнату, и заважничавший Грейка пошёл вдоль столиков с проверкой смеющихся зайцев.

А вечером Лика устроила экскурсию в загорающийся ночными огнями городской скверик. И, рассадив остатки группы по банкеткам на полянке под белыми фонарями, играла с ними в испорченный телефон. А потом интересно рассказывала про школу, в которую превратиться их детский садик, когда им станет семь лет, и про маленький уютный домик, который появиться тогда у каждого и будет называться по-взрослому смешно «жилотсек». Мальчиш слушала свою любимую Лику, склонив голову ей на коленки, видела уже красивую школу, поливала цветы и кормила ящериц в своём жилотсеке, и потихоньку забывалась в убаюкивающем её сне…

Первым делом в созданных для неё интерьер-рельефах полученного в подарок жилого отсека Мальчиш завела живой уголок.

Пушистые кролики и дрессированные собачки, цветные рыбки и без умолку трещащие попугаи, морские хрюшки и сухопутные рептилии забегали, заплывали и залетали к ней в специально отведённые телепорт-блоки, наполняя дом-квартиру несмолкающим лаем, стрекотом, а также, как казалось, порывами залетавшего с ними тропического ветра и свистом цирковых галёрок.

С каждым годом обучения в школе Мальчиш узнавала о существовании всё новых животных, и в квартире появлялись всё более диковинные представители планетной и инопланетной флоры и фауны. Живой уголок преображался с каждым новым жителем-гостем и неизменным оставался утихавший лишь поздними ночами тропический гам.

И, бесспорно, самым экзотическим приобретением Мальчиша стали эти два млекопитающих, подобранных ею ютящимися на какой-то из придорожных скамеек в объятиях издевающейся над ними любви.

…У неё были светлые волосы, ниспадающие до плеч, большая попа и обезумевшие глаза. У него был тёмный ёжик на голове, очки на носу и напряжённый хуй. На голых предплечьях обоих красовалось разбитое на двоих серебряное тату-знак душевного дисбаланса третьей степени.

Мальчиш присела на бульварную лавочку, завязывая шнурки на своих новых искрящихся ботиках, и, когда подняла глаза, засунула пальчик в рот и чуть прикусила его: этот хуй то входил, исчезая, то появлялся опять из-под большой белой попы, сидящей на коленках. Они пока целовались, не замечая ничего вокруг, а Мальчиш уже немножко нервно покусывала губками себя за палец, наблюдая за неспешным размеренным процессом на расстоянии вытянутой руки, и думала, что именно это она и искала последние годы и дни…

– Извините, а как вас зовут? – изо всех сил вежливая, Мальчиш спрыгнула с лавочки, подошла и осторожно потянула за ныряющий во влагалище хуй; процесс замер, вжав её кулачок во что-то мягкое и горячее.

– А-ах? – донеслось сверху нежное захлёбывающееся контральто, и мягко-горячее стало, вдобавок, ещё и мокрым.

– Привет, малыш! – на Мальчиша смотрели блестящие стёкла очков, нестерпимо слепя солнечными зайчиками.

Мальчиш не собиралась здороваться, она стояла и ждала ответ на поставленный ею вопрос. Очки исчезли, потом возникли опять, сменив солнечных зайчиков на искры просыпающегося интереса.

– Ганни… Её зовут Ганни! – очки рассмеялись над серьёзно настроенным Мальчишом. – А меня – Гелла!

– Её я буду любить больше тебя! – отомстила Мальчиш за никчёмный тут смех, и в очках показались захлопавшие немного растерянно, но кажется всё-таки хитро, ресницы.

«Надо их заманить как-нибудь к себе и не выпускать без присмотра…», думала Мальчиш, глядя уже на две обращённые к ней тепло смеющиеся мордочки, «Может их покормить чем-нибудь?». Но заманить, прикормить и приручить их оказалось делом крайне несложным: они доверчиво шли на малейшее поветрие любви к ним, и Мальчиш потом даже не знала порой, как от них и отделаться!

Вечером, разбросав софит-камеры по всем углам своей спальной комнаты, Мальчиш объявила им, что будет снимать про них “кино”. Они валялись на мягком бархате покрывал на полу и не прореагировали на её заявление никак.

– Ну, давайте уже! Дубль первый. Секс в большом городе! – Мальчиш устроилась перед ними с горкой бутербродов и пирожных на подносе, со стаканом чая в руках и со всем вниманием на мерцающих различными ракурсами дисплеях перед собой.

– Скорей в пампасах… – сверкнул очками Гелла, оглядываясь на покачивающиеся в углах ветви пальм и прижимая за плечи Ганни голою грудью к себе.

– Не умничай, режиссёру видней! – Мальчиш откусила бутерброд и чуть увеличила на одном из экранов размер выглядывающего из-за Геллы торчащего розового соска Ганни.

Минут пятнадцать они целовались, и Мальчиш изъёрзалась, наводя дистанционные фокусы на их извивающиеся и цепляющиеся друг за дружку языки. Розово-алые пещеристые тела с расстояния в несколько сантиметров выглядели чудовищно и возбуждали безумно.