Айно Первик - Баба-Мора и Капитан Трумм

«Только один танец, — подумала она. — Негоже отказывать такому кавалеру».

Дядюшка оказался прекрасным танцором. Он крутил и вертел Бабу-Мору так, что у нее замирало сердце и все на свете вылетело из головы. Танцующая Баба-Мора была гибка, как тростинка, и легка, как мотылек, ритм танго отдавался у нее в висках и в ногах. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме танго. Одна мелодия сменяла другую, и Мора с дядюшкой знай себе скользили по паркету.

Во время танца дядюшка склонился над Бабой-Морой, внимательно посмотрел на нее и сказал:

— Ваше лицо мне очень знакомо и напоминает о чем-то необыкновенном. Где мы встречались?

Неизвестно, как долго они бы еще танцевали, если б дядюшка не задал этого вопроса. Баба-Мора вдруг опять все вспомнила. И еще она заметила, что никто больше не танцует, все стоят вокруг и смотрят на них.

«М-да, — подумала Баба-Мора, — ежели я еще скажу им, кто я такая, то мне с этой свадьбы и вовсе не вырваться!»

— Мир тесен, — любезно ответила она дядюшке. — Не мудрено знакомое лицо встретить. Честно говоря, я и не родственница жениху.

Когда очередное танго кончилось и все восторженно зааплодировали, Баба-Мора попросила, чтобы дядюшка проводил ее на свежий воздух, потому что она умирает от жары. А на улице она сказала, что теперь ей надо непременно идти, потому как ее ждут неотложные дела. Дядюшка как только мог уговаривал ее остаться и даже пригласил поехать на следующий день поохотится на волков, но Баба-Мора сказала, что она не может смотреть, как убивают животных, а сейчас ей пора.

Прощаясь, Баба-Мора вынула из своей огромной сумки небольшой ларец и протянула его дядюшке.

— Пожалуйста, передайте это невесте, — попросила она.

Когда невеста открыла ларец, она увидела зеркало в старинной оправе и записочку. Невеста глянула в зеркало и рассмеялась. Затем она развернула записочку. «От Бабы-Моры» — значилось там. Невеста покраснела, спрятала записочку под скатерть и смущенно посмотрела на жениха.

— Мне бы так хотелось, чтобы у меня было узкое лицо, — сказала она и велела жениху поглядеть через ее плечо в зеркало. В нем отразилась вытянутая, как огурец, физиономия.

— Господи! — воскликнул жених. — Такую длиннолицую мымру в жизнь не пригласил бы на танец!

Долго они смотрели в зеркало, пока чуть со смеху не лопнули. И никто, глянув в зеркало, не мог оставаться серьезным. Все так развеселились, что невозможно и припомнить другую такую веселую свадьбу. И тем не менее невеста не посмела никому признаться, что зеркало подарила ей Баба-Мора. Ей было стыдно за свое глупое письмо.

На улице уже стемнело.

Баба-Мора, весело размахивая сумкой и пританцовывая на ходу, отправилась дальше. Несколько раз ей пришлось спросить у прохожих дорогу, и вот она наконец добралась до места.

— Я так ждала тебя, — сказала маленькая девочка. — Боялась, что не придешь. Бабушка спит, а папы и мамы нет дома.

Девочка провела Бабу-Мору в бабушкину комнату. Бабушка лежала в постели с закрытыми глазами и хрипло дышала.

— Она не может пошевелиться и ничего не видит, — грустно сказала девочка. — Ты вылечишь ее?

— Гм, — произнесла Баба-Мора, разглядывая бабушку. — Я не взяла с собой лекарства. Дай мне подумать.

Баба-Мора уселась в бабушкино кресло-качалку и, вовсю раскачиваясь, принялась думать. Девочка тихо сидела на скамеечке и большими тревожными глазами смотрела, как качается Баба-Мора.

Наконец Баба-Мора сказала:

— Давай-ка посмотрим на кухне, какие у твоей мамы есть пряности.

Они пошли на кухню, и девочка открыла шкафчик, где мама держала пряности. Там стояли баночки с перцем, солью, лимонной кислотой и ванильным сахаром. Баба-Мора, ворча, принялась переставлять их с места на место.

— Старый добрый чабрец в наши дни, кажется, в суп уже не добавляют. И майорана я не вижу. А где тмин? И ягоды можжевельника? И розмарин? И мяты нет. И семян настурции. И огуречной травы. Мама, похоже, кормит тебя одним перцем и содой. Бедное дитя.

Девочка покраснела и сказала, что тмин кончился у них совсем недавно и что у них есть еще лук.

— Хорошо хоть это, — ответила Баба-Мора. — Надеюсь, в таком случае у вас и чеснок найдется? О сушеных грибах и травяном чае, конечно, не стоит и спрашивать?

Чеснока не было, не было также ни сушеных грибов, ни травяного чая.

— Может, где-нибудь в шкафу завалялась заплесневелая корочка?

Однако в доме было чисто и сухо и плесени нигде не обнаружилось.

Баба-Мора совсем рассвирепела. Она вывалила на кухонный пол содержимое своей сумки. Чего там только не было! Недовольная, Баба-Мора принялась все запихивать обратно в сумку. Наконец на полу осталась лишь горстка сенной трухи и мусора. Баба-Мора рассортировала травяное крошево, положила несколько щепоток на стол. Остальное сунула себе в карман.

— Никогда не следует выходить из дому с пустыми руками, — сказала она. — Всегда надо что-то иметь при себе на всякий случай. Если б я еще догадалась захватить с собой мед, мы бы как-нибудь обошлись.

Маленькая девочка вся так и засветилась.

— Мед у нас есть! — воскликнула она и быстренько отыскала банку с медом.

Баба-Мора, бурча, понюхала мед. А затем велела дать ей две кастрюльки, разогрела на плите мед, добавила сенной трухи, помешала, процедила, остудила и получила золотисто-желтую мазь. В другой кастрюльке она сварила густую темно-фиолетовую жидкость.

— Может, сойдет, — сказала она.

Затем Баба-Мора отыскала в сумке птичье перо, обмакнула его в мазь и смазала бабушке глаза. И еще дала ей несколько капель жидкости.

Девочка, затаив дыхание, следила за действиями Бабы-Моры.

С бабушкой не произошло никаких перемен. Девочка так огорчилась, что заплакала.

— Терпение, детка, — сказала Баба-Мора. — Заболеть недолго, а вот чтобы вылечиться, надо время. Завтра я опять приду.

Баба-Мора изо дня в день навещала бабушку, чтобы дать ей капли и смазать глаза. И вот однажды бабушка вдруг четким голосом произнесла:

— Я вижу.

— Бабушка! — закричала девочка. — Ты правда видишь меня?

Бабушка села на краю постели, внимательно посмотрела на девочку и сказала:

— Как ты выросла за это время!

Потом она встала, достала из шкафа одежду, оделась и стала убирать постель.

— Давай, деточка, накрывай на стол, — велела она. — Гостью надо угостить хлебом с медом и молоком.

Баба-Мора с удовольствием раскачивалась в кресле-качалке и ждала, когда на стол подадут угощение.

Баба-Мора без конца бегала по больным, лечила, исцеляла и врачевала. И вот работа пошла на убыль.

Баба-Мора вылечила девять человек от падучей, десять от простуды и даже одного от проказы. Шестеро бывших глухих слышали теперь малейший шорох, а восемь бывших немых болтали дни и ночи напролет. Из слепых прозрело человек двадцать. Сорок бабушек и тридцать шесть дедушек стали опять здоровыми и бодрыми, как когда-то.