Йоста Кнутссон - Приключения Бесхвостика Пелле

Наконец, они очутились в тёмном подвале. Приглядевшись, Пелле обнаружил, что там сидели ещё восемь-десять котов. Все они выглядели довольно мрачно.

О, ужас! На стене были намалёваны две большие буквы: «ГБ»! Г.Б.! Гангстерская Банда! Ну и родственники у старушки Майи!

— Ха-ха! — издевательски захохотал новый знакомый. Он поднял лапу к своему белому уху и р-раз! — оно тоже стало чёрным. Это был всего-навсего белый бумажный фунтик. — Ха-ха! Что, надули тебя?

— Так ты не Филадельфия-Филле? — спросил Пелле и задрожал от кончика носа до того места, где должен был начинаться хвост — но хвоста, как вы помните, у него не было.

— Филадельфия-Филле — что за чушь! Я — Гангстер-Джек, и мы тебя похитили. В Америке, дружок, надо быть поосторожнее. Я начал следить за тобой ещё в гостинице. Я шёл следом до Сорок Второй улицы, потом был в драге, хотя вы меня и не видели, потом пошёл в подземку, и собственными ушами слышал, как ты рассказывал про этого дурака Филадельфия-Филле, у которого одно ухо чёрное, другое белое. Не так-то уж трудно сделать себе белое ухо! И теперь ты попался! Теперь ты наш пленник, бесхвостый дурак!

— И что, вы меня никогда не отпустите? — робко спросил Пелле.

— Никогда! Это так же верно, как то, что меня зовут Гангстер-Джек, а нашего вожака — Гангстер-Томми. Вон он сидит. Говорить с ним бессмысленно — он ни слова не знает по-шведски.

Пелле испуганно глядел на безобразного чёрного ухмыляющегося кота. Он что-то сказал по-американски, и Гангстер-Джек перевёл:

— Он приказывает тебе поймать для него вечернюю мышь. И если ты не принесёшь её в ближайшие пять минут, пеняй на себя.

Но тут Пелле собрал все оставшиеся силы, перепрыгнул одним прыжком трёх охранявших вход бандитов и дал стрекача — только лапы замелькали.

— Держи его! — завопил Гангстер-Джек. — Хватай его за хвост!

Целая свора котов мчалась за Пелле по пятам, но никому не удалось схватить его за хвост-и ничего удивительного: как вы помните, у Пелле не было хвоста, за который его можно было бы схватить!

Улучив момент, Пелле шмыгнул в боковой выход, и преследователи, не заметившие его манёвра, промчались мимо. Он перевёл дух. Ему повезло — туннель вёл на станцию подземки, и он вскоре снова оказался в толпе-и в безопасности.

— Где тебя носит?

Это был Калле-Моряк. Он был весь встрёпан и тяжело дышал.

— Мы тебя повсюду искали! Манхэттен-Джим даже предположил, что тебя похитила Г.Б.!

— Так оно и было, — с притворным равнодушием сказал Пелле.

— Тебя похитила Гангстерская Банда? — с ужасом спросил Калле-Моряк. — Рассказывай всё подряд!

— Как-нибудь расскажу поподробней, — сказал Пелле. — Но одно могу сказать уже сейчас — иной раз вовсе неплохо быть бесхвостым!

Вполне понятно, какую ярость вызвал побег пленника в Гангстерской Банде. И Гангстер-Томми обратился к банде, выпустившей добычу из когтей, с угрожающей речью:

— Это скандал! — ревел он. — За пять лет, что я руковожу Бандой, такого никогда не случалось, чтобы пленник удрал! И такого больше не случится! И мой приказ — поймать этого прохвоста любой ценой. И мы его поймаем, это так же верно, как то, что меня зовут Гангстер-Томми и что я глава самой грозной банды в Америке! Братья и сёстры по Г.Б. — произнесите клятву!

И тогда все гангстеры подняли правые лапы:

— Г.Б., Б.Г. — будьте готовы!

Это была их секретная клятва.

— И запомните, что я сказал, — продолжил Гангстер-Томми. Этот бесхвостый должен быть пойман, как только подвернётся удобный случай. Иначе всем придётся плохо. Поняли? Всё, собрание закончено! Клятву!

Все снова подняли правые лапы и закричали:

— Г.Б., Б.Г.!

Пелле прекрасно проводил время в Нью-Йорке в компании Калле-Моряка, Манхэттен-Джима и Мери. Конечно, ему очень повезло — без них он бы не увидел и десятой части того, что успел посмотреть. В один прекрасный день Калле-Моряк сказал:

— Сегодня мы навестим Небоскрёба-Калле.

— Небоскрёб-Калле, кто это? — спросил Пелле.

— Небоскрёб-Калле, собственно говоря, швед, такой же, как и мы, — объяснил Калле-Моряк, — он уже прожил здесь несколько лет, и настаивает, чтобы его называли Чарльзом. Но мне нравится его дразнить, поэтому я всё равно называю его Калле.

— Ну и напрасно, — сказал Манхеттен-Джим, — раз он хочет, чтобы его называли Чарльзом, значит, так и надо его называть.

Его немножко задела вся эта история — ведь его самого тоже звали не Джим, а Юхан.

Но Калле-Моряк не обратил внимания на его слова.

— Небоскрёб-Калле живёт на самой верхушке Рокфеллеровского центра, — сообщил Калле-Моряк. — Пошли!

Рокфеллеровский Центр размещался в огромном восьмидесятиэтажном небоскрёбе.

«Повыше будет, чем сарай в Коньковом переулке», — подумал Пелле.

Они вслед за Калле-Моряком вошли в огромный вестибюль. Калле очень важничал, потому что ему было известно, какой именно лифт идёт на верхний этаж.

— Некоторые здесь не в первый раз, — сказал Калле. — Поторапливайтесь, чтобы сесть в лифт всем вместе!

Лифт помчался вверх с невероятной скоростью и через полминуты был уже на восьмидесятом этаже. У Пелле даже закружилась голова.

На крыше с важным видом сидел Небоскрёб-Калле.

— Воображает, что он владелец этого дома, — шепнул Калле-Моряк на ухо Пелле.

— Он злой? — шепнул Пелле в ответ.

— Да нет, просто глуповат немного, — прошептал Калле-Моряк и завопил во весь голос. — Привет, Небоскрёб-Калле! Как тебе тут, на ветерке?

— А как там вы в ваших погребах? — сказал в ответ Небоскрёб-Калле и повернулся к Пелле. — А мы, как мне кажется, не знакомы, я тебя раньше не видел. Ты что, впервые здесь? Ну, как бы то ни было, меня зовут Чарльз. Небоскрёб-Чарльз.

— А меня — Петрус, — сказал Пелле. Он счёл уместным немного пошутить.

— Так ты из нашей старушки-Швеции? Ну, как там теперь? Есть ли дома выше трёх этажей?

— Конечно, есть, — ответил Пелле, — хотя больше шести обычно не бывает.

— Я так и думал, — сказал Небоскрёб-Калле, — как же можно строить такие низкие дома? В квартиры совершенно не попадает свежий воздух!

— Зато у нас салака хорошая, — сказал Пелле, которому стало обидно за Швецию.

— Я не ем салаку, — сказал Небоскрёб-Калле. — Слишком много костей, и на вкус так себе. Нет, когда привык к устрицам, салаки уже и не хочется. Но ты должен полюбоваться видом.

Пелле вспрыгнул на ограждение и посмотрел вниз. Надо признаться, вид был и в самом деле превосходный. Далеко-далеко внизу на улицах люди были не больше Муравьёв. Церковь казалась крошечной, хотя она была ничуть не меньше, чем церковь, в часовне которой жила Старушка Майя.