Йоста Кнутссон - Приключения Бесхвостика Пелле

— Вот оно что! — сказал Пелле. — Так ты корабельный кот туристского класса?

— Можешь записать это в записной книжке. Хотя у тебя её нет, разумеется.

— Записной книжки у меня и правда нет, — сознался Пелле. — А скажи мне, сколько классов на этом корабле?

— Есть туристский класс, совершенно замечательный. Есть третий класс, это ты там едешь, бедняга. Ну, есть ещё и первый класс, но я там не бываю. А теперь отправляйся отсюда, пока не попробовал моих когтей.

Бедный Пелле прямо-таки скатился с трапа и очутился на нижней палубе.

И надо же — здесь был ещё один кот. И у него на голове тоже была бескозырка, и на шее жёлто-голубая ленточка, хотя и не шёлковая.

— Смотри-ка! — воскликнул кот в бескозырке. — А это ещё кто такой? Я корабельный кот третьего класса, и должен сказать, что почти никого, кроме людей, здесь нет. Ничего плохого не хочу сказать о людях, но коты всё же лучше.

— Но ты же встречаешь котов первого и туристского класса? — поинтересовался Пелле.

— Мы не общаемся, — рявкнул кот. — А как, кстати, тебя зовут?

— Пелле.

— А я — Калле. Обычно меня называют Калле-Моряк, но это не обязательно.

— А меня иногда называют Пелле Бесхвостик, — сказал Пелле, хотя говорить это было тоже не обязательно.

— А ты что, хвост в Гётеборге забыл?

— А мыши есть на борту? — спросил Пелле, меняя тему разговора.

— К сожалению, я съел последнюю три года назад, — сказал Калле. — Но в Нью-Йорке, будь уверен, такие мыши! У меня есть одна норка на Сорок Второй улице, я там обычно обедаю. Мы всегда стоим на рейде в Нью-Йорке несколько дней, так что можно кое-что успеть до отъезда назад в Швецию. А правда, где твой хвост?

— А как тут с молоком?

— Молока сколько хочешь. И сливок. Здесь живёшь, как принц. И ни одной — можешь себе представить, ни одной! — собаки. Это кое-чего стоит, не так ли?

— А не страшно, когда шторм? — спросил Пелле.

— Ничуть, — пожал плечами Калле. — Мне даже нравится, когда качает. Но, конечно, надо соблюдать осторожность, чтобы не намокнуть, когда вода заливает палубу.

Десять дней и десять ночей плыл Бесхвостик Пелле по огромному, нескончаемому океану. Иногда начинался шторм, но Пелле не страдал морской болезнью. Ни в коем случае! Не мог же он быть хуже, чем Калле-Моряк!

Как бы то ни было, Пелле всё же устал от долгого плавания, но в один прекрасный день, в морском тумане он увидел нью-йоркские небоскрёбы.

— Вот и Америка, — сказал Калле-Моряк. Они стояли с Пелле на носу корабля.

Было очень жарко, солнце пекло что есть сил, над ними носились чайки и что-то оглушительно кричали. Но кричали они по-американски, и Пелле их не понимал.

— Вон та здоровенная зелёная тётка и есть Статуя Свободы, — объяснил Калле. — Она охраняет вход в гавань. А вон там, справа — небоскрёбы, в некоторых больше ста этажей.

— Не очень-то удобно в них жить, — сказал Пелле, — особенно на верхних этажах. Час пройдёт, пока доберёшься до подвала с мышами.

— А лифты на что? — сказал Калле снисходительно. — Там лифты раз в десять быстрее, чем наши, шведские.

— Смотри, сколько кораблей в гавани! — удивился Пелле. — И какие смешные! Вон те особенно — и спереди, и сзади башенка.

— Это паромы, — пояснил Калле, — и это не башенки, а рубки. Паромы ходят через залив и обратно, а чтобы каждый раз не разворачиваться, капитан просто переходит из одной рубки в другую. Но смотри, вот и наш мол! Мол Шведско-Американской линии!

— Мол? — спросил Пелле. — А что такое мол? Там молоко дают?

— Глупости какие, — сказал Калле. — Причём тут молоко? Мол — это причал. Смотри, сколько там народу!

— И кто-то машет шведским флагом.

— А вон мои друзья, — обрадовался Калле. — Мне кажется, это Манхэттен-Джим и Мери.

— Манхэттен-Джим, — повторил Пелле, — какое-то гангстерское имя.

— Никакой он не гангстер, — возразил Калле. — Очень симпатичный кот, он наверняка тебе понравится.

— А Мери? — спросил Пелле.

— И Мери славная, — сказал Калле, — хотя она очень плохо говорит по-шведски. Она, видишь ли, родилась в Америке. Но Манхэттен-Джим из Швеции, его вообще-то зовут Юхан. Он из Хускварны. Но в Америке Хускварна-Юхан звучало бы довольно глупо, поэтому он называет себя Манхеттен-Джим. Вообще говоря, Манхэттен — это большой остров. На нём расположен самый центр Нью-Йорка.

Корабль загудел. Два маленьких буксира помогли ему пристать к молу. Это продолжалось довольно долго. Наконец, пассажиры начали выходить на берег.

— Я должен найти своих, — сказал Пелле. — Мы ещё увидимся?

— Встретимся на таможне, — сказал Калле.

На таможне всех пассажиров попросили открыть свои чемоданы. Большой серый кот с важным видом подошёл к Пелле и что-то сказал по-американски. Пелле ничего не понял.

— Что ты сказал? — спросил он.

Но тот говорил только по-американски. Тут на помощь подоспел Калле-Моряк.

— Это таможенный кот, мистер Смит, — сказал Калле. — Он спрашивает, не везёшь ли ты с собой салаку или канареек. Если да, ты должен заплатить таможенную пошлину.

— Нет у меня ни салаки, ни канареек, хотя неплохо было бы, если бы они были, — сказал Пелле. — Мышей у меня, кстати, тоже нет.

— Мыши не облагаются пошлиной, — сказал Калле, — так что можешь ввозить мышей сколько хочешь, не платя ни цента.

Калле сказал несколько слов по-американски мистеру Смиту, и тот отдал честь. Пелле тоже попытался отдать честь, но получилось так себе — как будто он почесал за ухом.

К ним подошли с подятыми хвостами Манхэттен-Джим и Мери.

— Разрешите представить, — сказал Калле, — моего друга Пелле из Швеции. А это Манхэттен-Джим, а это Мери.

— Хелло, бой, — громко сказал Манхэттен-Джим, — добро пожаловать в Америку! Как там наша старушка Суиден? Да-да, Суиден, это значит Швеция по-американски. Я вообще-то из Хускварны. Какие там были мышки-полёвки! Но мыши на Сорок Второй улице тоже ничего.

— А как в Америке салака? — спросил Пелле. — Ничего?

— О ноу, ноу, — сказал Манхэттен-Джим. — Здесь вообще нет салаки. Я так тоскую по настоящей шведской салаке. Но другая рыба, понятно, есть. Тоже неплохая.

— О, йес, — сказала крошка Мери. Она поняла, что речь идёт о рыбе.

— Мы должны показать Пелле город, — сказал Калле-Моряк. — Давайте где-нибудь встретимся вечером часиков в семь?

— А где? — спросил Пелле.

— Я предлагаю угол Сорок Второй улицы и Шестой авеню, — сказал Калле, — там и до мышек недалеко.

— О, йес, хорошо придумано! — воскликнул Манхэттен-Джим.