Вацлав Ржезач - Волшебное наследство

Пан Рупрехт Борек, доскакав до герцогского коня и увидев перед собой препятствие в виде конских копыт, замер от ужаса. Он и раньше слышал, что герцог посылал конников ему на помощь, и рассчитывал, что его освободят, избавив от мучительного хождения вверх ногами.

— Это вы, пан Рупрехт? — окликнул его герцог. — Какого черта вы тут паясничаете? Почему не встанете на ноги и не пойдете, как приличествует особе вашего звания?

— Встать на ноги? — хриплым голосом отозвался разъяренный оружейник. — Да я с радостью встал бы, если бы мог, ваша светлость. Помогите мне кто-нибудь! Прикажите вашим мерзавцам, пусть они меня перевернут!

Герцог знаком дал понять своим клевретам, чтоб они помогли оружейнику; несколько всадников тут же спешились и схватили его за ноги. Они крутили пана Рупрехта, пытаясь уложить на живот либо на спину. Но результат был тот же, как если бы им вздумалось выворотить статую каменного Нептуна, возвышавшуюся над фонтаном позади них. Все, кто был на площади, напряженно смотрели, чем это кончится. Но очевидно, страдания оружейника и впрямь были невыносимы, поскольку он вопил:

— Прочь, треклятые, оставьте меня в покое! Вы что, хотите хребет мне переломить? Отзовите их обратно, ваша светлость, пусть они отстанут от меня!

Герцог отозвал оруженосцев и, склонившись над оружейником, проговорил:

— Мы оставим вас в покое, как вы о том просите, мастер Рупрехт. Но что вы хотите предпринять? Ведь такое не может продолжиться вечно! Кто так поступил с вами?

— Не знаю, что и предпринять. Но мне точно известно, чьих рук это дело, и я этому подлецу все кости переломаю, как только поднимусь на ноги.

Именно в эту минуту Вит, трезво все взвесив, решил, что оружейник достаточно намучился, и воскликнул своим пронзительным тонким голосом, разнесшимся по площади, будто звон колокольчика:

— Вставайте на ноги, Рупрехт Борек, и идите, как все люди!

Словно подхваченный ветром, дуновения которого никто не ощутил, оружейник грохнулся на спину, так что гул прокатился по площади. Он лежал довольно долго, отдыхал и приходил в себя после неимоверного испытания, которому подвергся против своей воли. Казалось, он так и не решится подняться, и Вит уж опасался, не случилось ли с ним чего, но тут герцог приказал своим телохранителям помочь оружейнику. Однако тот, едва встав на ноги, снова пошатнулся и, опершись на седло герцога, принялся осыпать всех проклятиями и грозить.

— Вон он там, этот чертов мальчишка! — кричал оружейник, показывая на Вита. — Вон он в этой чародейской шапчонке! Это сын шапочника, и вы, ваша светлость, когда все кончится, отдайте мне его в руки, а я уж спущу с него шкуру!

Герцог хранил молчание. Он тоже узнал мальчика, который скрылся от него, когда солдаты устроили свалку перед замком, но что было хуже всего — он узнал и голос, который с такой неодолимой мощью и столь необъяснимо вмешивался в его действия во время суда над мастером Войтехом. Герцог Густав вновь ощутил, как мороз побежал у него по коже, и вновь стал спрашивать себя, не благоразумнее ли в самом деле повернуть коней и скрыться, пока не поздно.

Оружейник все не переставал сыпать проклятиями, и тут пан Пруба, повернувшись к Виту, предложил:

— Хорошо бы тебе, голубчик, как-нибудь заставить его замолчать. Нам самое время приступить к действиям, ученики и подмастерья истомились, сидя в домах, как бы не случилось какой оплошности, а тогда все повернется непредсказуемым образом.

— Пан Рупрехт Борек! — снова крикнул Вит. — Сядьте на мостовую и замолчите!

Хоп! С высоты своего роста оружейник всей тяжестью трахнулся наземь, так что конь герцога в испуге поднялся на дыбы. И наступила такая тишина, словно на рот Рупрехта кто-то повесил замок.

Бежать! Бежать! Это слово беспрестанно звенело в ушах герцога. Но неужели оруженосцы не в состоянии его защитить? Какая бессмыслица! Наверное, мальчишка и на самом деле обладает волшебной силой! Но может, ему легко справиться с одним человеком, а такое множество солдат не одолеть?! Словом, чем тревожить себя подобными мыслями, лучше разом покончить с этой комедией. Герцог уж готов был отдать приказ о наступлении, но пан Пруба его опередил. Внушительный голос мастера прогремел над всей площадью:

— Янек Псарь, слушай! Сенат города Дом вновь взял в свои руки власть, которую ты пытался добыть мошенничеством, хитростью и насилием. За такие действия расплачиваются головой. Однако мы не желаем, чтобы обретенную нами свободу обагрила чья-либо кровь, чтоб за нее расплачивались жизнью, хотя мы готовы принести в жертву и то, и другое. Ты царствовал как тать, лиходей, убийца и поджигатель, натворил много бед, которые может залечить только время. Все это будет забыто, а тебе даруют помилование, коли ты, не сопротивляясь, примешь мои предложения. От имени домского сената я предлагаю тебе, Янек Псарь, вместе со своими наемниками немедленно покинуть пределы нашего города, отступив от городских валов на расстоянии трех дней пути. Своим отказом ты причинишь большое зло, и тебе самому не сносить головы.

Пан Пруба еще не договорил, а герцог начал хохотать как безумный.

— Да кто ты есть, галантерейщик! — кричал он высоким, срывающимся голосом. — И что такое этот твой сенат, как он смеет давать мне такие указы? Треть сенаторов уже сидит в моем подземелье, мы бросим туда же и тебя вместе с твоими пособниками. Погляди на мое войско: одно слово, кивок головы — и они рассекут вас на куски. С ума ты сошел, галантерейщик, и не моей, а твоей голове пропадать, и за дерзость твою не будет тебе ни малейшей пощады. Но наперед я покажу еще тебе и всему этому безумному городу, что такое власть и сила, чтобы раз и навсегда отучить непокорных думать о бунте.

Пока герцог говорил, кум Матей подскакивал на месте, будто стоял на горячих угольях.

— Не говори ему больше ни слова, пан Гинек, — уговаривал он галантерейщика, — подавай знак!

Вит чувствовал, что пан Пруба не спустит герцогу и кончится это препирательство тем, что мастер вынет меч из ножен, и начнется кровопролитие.

Поэтому, обратившись к галантерейщику, Вит промолвил:

— Послушайте, мастер, я знаю, вы не хотите, чтобы пролилась кровь. Позвольте мне, я попытаюсь это предотвратить.

Галантерейщик с сомнением усмехнулся.

— Ты считаешь, — произнес он снисходительным тоном, — это тебе удастся? Впрочем, попробуй! Всегда полезно испробовать все мирные средства, прежде чем браться за оружие.

— Мне повезет, я верю, мастер! — ответил Вит, разрумянившись от радости и страстного рвения. Встав перед паном Прубой и его соратниками, он вскричал: — Янек Псарь, коли разговариваешь со своими судьями, нужно снять шляпу!

Герцог взвился в седле, словно его шилом в одно место кольнули, и вдруг, как бы с перепугу, поднял руки. Но было уже поздно. Шляпа, роскошная шляпа со страусиными перьями, оскорблявшая вкус Вита, привыкшего к скромности, поднялась и полетела — точно так, как это случилось, когда мальчик и герцог встретились впервые. Площадь ахнула от удивления, а потом разразилась смехом. Ибо на сей раз следом за шляпой отправился и парик с длинными кудрями, и в лучах восходящего солнца, выкатившегося из-за крыш домов, окружавших площадь, заблестел багровый лысый череп герцога. Шляпа улетала все выше и выше, направляясь в сторону фонтана, покружила над статуей Нептуна и вдруг опустилась на его каменную голову.