Алексей Сочев - Первое знакомство (сборник)

Каждый вечер, когда за чёрные вётлы стекал густой малиновый закат, с лугов возвращались ленивые, объевшиеся коровы. Яркий вечер мрачнел от густой пылищи. Впереди стада солидно вышагивал подпасок Витька Гуреев. На нём яловые стоптанные сапоги, тёмный картуз и отцовский пиджак. Рукава подсучены. «И как ему не жарко?» — всякий раз удивлялся Колька. Через плечо у Витьки перекинут кнут. Настоящий кнут.

Метра три длиной, плетённый в шесть сыромятных ремешков, и на конце — хвостец из конского волоса. У кнутовища для красы — четыре ремённые кисточки. Мальчишки подлизывались к Витьке, упрашивали:

— Вить, дай разок щёлкнуть!

Витька по-взрослому усмехался. Задавался:

— Брысь, мелкота!

Однажды Колька перешёл брод и направился к отдыхающему стаду:

— Виктор, сколько зарабатываешь?

Витька, закинув руки за голову, лежал на траве и щурился на выгоревшее, почти белое небо.

— Что, или в подпаски надумал?

— Ага, — сознался Колька.

— Трудодни мне начисляют и за каждый день по двадцать копеек.

— Мне не нужны трудодни, — сказал Колька. — Мне деньги нужны.

— Айда тогда к дяде Семёну. Он главнокомандующий.

И стал Колька подпаском. Работа не тяжёлая, но уж очень рано приходилось вставать. За неделю он похудел, жёсткий вихор стал совсем белым, а ресницы будто кто спичкой подпалил. За ужином, не допив стакана молока, ронял голову на стол. Бабушка осторожно мыла чёрные, потрескавшиеся ноги, на руках уносила Кольку в постель. Ворчала:

— Придумал тоже! Махонький такой, а день-деньской на жаре. Не пущу завтра!

— Не трожь, — говорил дед. — Не порть мальчишку. Шалыганить-то легче лёгкого. Пущай к труду привыкает.

Дядя Семён отдал Кольке свой кнут. Он был тяжёлый и непослушный. На правой ладони не заживала мозоль. Колька не сознавался. А через неделю он стоял перед дядей Семёном, широко расставив ноги. Рывок руки — и над головой чёрное, свистящее кольцо, потом неуловимое движение кисти — и кнут издаёт короткий, звонкий, как выстрел, звук.

Теперь Колька был спокоен. Альма от них не уйдёт. Денег хватит, ещё и останется. Надо бы написать Игорю, а то он, чудак такой, небось и мороженого не попробует. В кино, наверное, тоже не ходит. Чудак он, этот Игорёшка.

Каникулы подходили к концу.

«Завтра приедет мама», — вспомнил однажды утром Колька. Вечером он пожал Витьке руку. Зашёл в избу к дяде Семёну за расчётом. Домой шёл лугом, не разбирая дороги. Шёл по колючкам, приминал белые звёзды ромашек. Шёл и пел, весь облепленный серыми цепучими репьями. В кармане лежало шесть рублей и сорок восемь копеек.

В вагоне он расспрашивал мать, кто из ребят вернулся и что делали мальчишки, которые не уезжали?

— А Игорь приехал?

— Приехал, — ответила мать. — С неделю, как приехал.

У Кольки колотилось сердце, когда он представлял, как войдёт он к Игорю, выложит деньги и скажет: «Пойдём».

Игорь будет отнекиваться и совать в руки свои накопленные, а он, Колька, скажет: «Не надо. Я тебе сам куплю Альму».

Дома он швырнул саквояж на диван и помчался в соседний подъезд. Игорь вырос и показался Кольке ещё красивей, Колька смеялся, тормошил друга.

— Погоди!.. Ну, Колька, погоди! — отбивался Игорь и, схватив наконец Колькину руку, скомандовал: — Пойдём.

Тугой, пружинистый ветер хлестнул по лицам ребят. Колькин берет понёсся по асфальту, а за ним с гоготом мчались все мальчишки, играющие во дворе.

Колька раздул ноздри, вобрал в себя запах рыбы, водорослей и машинного масла и сказал:

— Дома тоже здорово.

Игорь подвёл Кольку к дровяному сараю и раскрыл дверь. Колька замер.

Большая серая овчарка, рыча, поднялась навстречу.

— Альма? — одними губами спросил Колька.

— Ага, — заулыбался Игорь.

— Ты сам накопил? — упавшим голосом спросил Колька.

— Ну да, как же! На юге невозможно копить. Жара знаешь какая! По три порции мороженого съедал да лимонада сколько выпивал. А то хоть помирай.

— А кто же купил её? — указал Колька глазами на собаку.

— А я, знаешь, приставал, приставал к мамке… Два раза даже плакал. Ну, она и купила.

У Кольки дрожали губы. Он судорожно мял в кармане скрученные в трубочку деньги.

— Ты… ты выпрашивал? Ты плакал? Из-за собаки плакал!

Он, прищурившись, смотрел в глубокие и тёмные, как бабушкин омут, глаза и стискивал зубы, чтоб самому не расплакаться. Потом повернулся и пошёл.

— Коля, куда ты? Подожди! — звал Игорь.

Колька повернулся, уголки губ презрительно опустились. Не разжимая зубов, он далеко сплюнул, как делал Витька Гуреев, и сказал:

— Брысь, мелкота!

Раздался лихой свист. Вовка Петушков, засунув два пальца в рот, вызывал игроков на поле.

Вовка — капитан дворовой футбольной команды. На его счету не столько забитых мячей, сколько разбитых стёкол в окнах домов нашей улицы. В каком бы дворе ни появлялся Вовка со своим футбольным мячом, его отовсюду выпроваживают. Только с нашего двора его нельзя выпроводить: здесь он живёт.