Нил Шустерман - Глаза Мидаса-младшего

Мальчик раскрыл кулак: на его ладони лежал крошечный голубой камешек, холодно сверкающий на солнце.

Девочки так и уставились на него.

— Как ты это сделал? — спросила Алекса.

— Я знаю, в чем дело, — ответила Николь. — Он заставил нас глядеть в другом направлении и незаметно подменил грязь бриллиантом. Это называется отвлекать внимание.

— Ладно, — ответил фокусник, сжимая кулак. — А теперь бриллиант очутился на дне колы Айрис. Как он туда попал?

Его рука была пуста. Айрис потрясла свою бутылку: там действительно что-то было. Она залпом осушила колу, и бриллиант застрял между ее зубов. Девочка выплюнула находку на ладонь и внимательно осмотрела. Это был тот же камень.

— Да, Николь, как он туда попал? — повторила Алекса.

Тут Николь Паттерсон произнесла кое-что, чего Кевин никогда не ожидал от нее услышать:

— Не знаю…

Волшебник улыбнулся и потянулся к ее уху:

— Еще один бриллиант, — объявил он, вынимая камень из темно-рыжих волос девочки. — Это тебе.

Он протянул его Николь с таким непрошибаемо наивным видом, что Айрис и Алекса не могли не разразиться противным хихиканьем. Балансируя на зазубренном краю страшной неловкости, девочка оттолкнула руку незадачливого воздыхателя:

— Не нужен мне твой чертов бриллиант! Я только хочу узнать, как первый камень попал в колу Айрис.

— Да-да, — подхватила Алекса, — как он туда попал?

— Фокусник никогда не раскрывает своей тайны, — надменно ответил Кевин.

— Слушайте, — воскликнула Айрис, — да он просто лилипут из цирка! — Подруги захихикали.

Мальчик закусил губу, но не позволил себе обидеться. Отступать было поздно.

Прозвенел звонок, и эхо его разнеслось по полю. Время истекало. Если наш герой хотел чего-то добиться, он должен был действовать немедленно.

Айрис опустила свой камень в карман:

— Наверняка пластмассовый. — Тема была закрыта. Девочки затолкали обертки от бутербродов в коробки для ланча и собрались идти.

— Стойте! — позвал волшебник. — Николь, нам нужно поговорить.

— О чем это? — полюбопытствовала Айрис.

— Ну… Это личное.

Подруги переглянулись и прыснули:

— А-а, — протянула Айрис, — в этом смысле…

— Вы можете помолчать? — попросила Николь.

— Нет. Хорошо, мы оставим вас наедине.

— Стойте! — отчаянно позвала бедная девочка, но было уже поздно. Айрис и Алекса убежали, хохоча во все горло. Николь повернулась к Кевину: — Отлично. Ты только что сломал мне жизнь. Теперь вся школа будет думать, что ты мне нравишься.

— А что, я тебе не нравлюсь? — осмелился спросить очкарик. — Ни капельки? — Ответа не последовало. Мальчик зашел с другой стороны: — Я тебе, по крайней мере, не противен? — Нет, — неохотно признала девочка, — ты мне не противен.

Очкарик улыбнулся. Начало положено. Большая часть ребят уже исчезла в школе. Скоро они останутся совершенно одни.

— Кевин, это все как-то странно, — сказала Николь. — Я пойду. — Она развернулась и пошла к школе. Незадачливый влюбленный попытался остановить ее, взяв за плечо. Вместо этого его рука запуталась в волосах девочки, и та вскрикнула: — Эй! Хватит! Мне больно!

— Прости. — Все шло совсем не так гладко, как было запланировано. Прозвенел второй звонок, и железные двери школы тяжело захлопнулись.

— Слушай, — начала Николь, — почему бы нам не пойти на урок и не сделать вид, что ничего этого не произошло?

— Сначала, — ответил волшебник, — посмотри мне в глаза и скажи, что я тебе не нравлюсь. Девочка уставилась на его очки и начала:

— Кевин, я…

Но тот не дал ей закончить:

— Я тебе нравлюсь! — сказал мальчик, и очки начали жужжать. Стекла потемнели, и краски заплясали в глазах Николь. Она замерла, очарованная, попав в невидимую сеть, расставленную Кевином. — Я нравлюсь тебе сильнее, чем кто бы то ни было в школе. — Он мог бы поклясться, что видит ее насквозь. Его воля порабощала ее сознание. — Ты хочешь встречаться со мной больше всего на свете.

Николь стояла, не в силах заговорить или шевельнуться. Очки начали нагреваться. Казалось, само солнце на мгновение поблекло, и очки забрали его энергию, чтобы изменить сознание девочки. Трава вокруг пары обледенела, воздух стал морозным.

И тут все закончилось. Очки затихли, воздух мало-помалу согрелся, и наш волшебник, оставшись один на один с застывшей Николь Паттерсон, осмелился совершить невозможное. Он встал на цыпочки, подался вперед и запечатлел на губах девочки самый невероятный поцелуй за всю историю школы.

Несмотря на все ухищрения, к которым сегодня прибегнул мальчик, поцелуй был искренним. Кевин всегда мечтал, что все будет именно так.

Несколько секунд Николь просто смотрела на него, не в силах выбраться из того мира, где теряются люди, когда их слишком уж искренне целуют. Потом ее рот начал кривиться, а брови поползли вверх. Она вздрогнула и моргнула, ломая заклятие, возвращаясь в мир живых.

Николь схватила Кевина за плечи, и на мгновение тому показалось, что она ждет продолжения, но вместо этого его с нечеловеческой силой оттолкнули.

— Фу! — сморщилась девочка. — Фу! Бе! — Она вытерла губы тыльной стороной ладони. — Колбаса! Гадость! — Николь так яростно развернулась к очкарику, что тот попятился: — Страшилище! — воскликнула она. — Недомерок! Думал меня загипнотизировать?

Кевин онемел. Он открывал и закрывал рот, не в силах ничего произнести. Что пошло не так? Очки ведь всемогущи? Николь запустила в мальчика коробкой от ланча, и ему попало по голове яблочным огрызком.

— Возьми свой дурацкий пластиковый камешек, и свои идиотские очки, и свои колбасные поцелуи и засунь их себе… в одно место!

«Это было вполне ожидаемо, — сказал голос в голове нашего героя. — Ты это заслужил!»

— Маленький ограниченный ошметок креветочного ботаника! — Николь снова вытерла рот.

Этого наш волшебник выдержать уже не мог. Его унизили, его отвергли. Еще немного — и он взорвется, как звезда, превращающаяся в белого карлика.

— Ты самый мелкий, страшный, гномоподобный коротышка на свете!

С мальчика было достаточно:

— АХ ТАК?! — вскричал он.

Кевин, белый карлик из белых карликов, превратился в сверхновую звезду.

В тот день мистер Киркпатрик был на больничном — простыл у Божьего Гномона. Замещала его рыхлая женщина в полиэстере, фамилия которой была настолько длинной и непроизносимой, что сама учительница не могла правильно написать ее на доске. В итоге она попросила учеников называть ее просто мисс К.

Когда появился Кевин Мидас, эта самая мисс К. как раз пыталась учредить тоталитарный режим. Класс гудел от голосов и был усыпан жеваной бумагой, и конца этому не было видно.

— Пожалуйста, угомонитесь, — обратилась к стихийному бедствию учительница. — Я проведу перекличку.