Рут Томпсон - Трусливый Лев из Страны Оз

— А вот увидишь, — ответил Воттак. — Стоит только горожанам увидеть рыбу, которая расхаживает посуху, они от одного удивления все наши просьбы исполнят. Уж ты мне поверь, я знаю, что делаю!

Храпушу его ответ, кажется, не убедил, и она поправила свой клюв с недовольным видом. Трусливый Лев недоверчиво покачал головой и прошептал Бобу:

— Говорю тебе, он сам не знает, зачем цепляет эти костюмы. Просто он не может этого не делать, так же как Храпуша не может не храпеть, а я не могу не трусить. Рефлекс!

Боб ничего не ответил. Но, по правде говоря, он не слишком одобрял Воттаковы переодевания — до сих пор, во всяком случае, они приносили одни неприятности.

Больше никто ничего не сказал — в гуселёте стояла такая тряска, что разговаривать было трудно.

Чем ближе наши путешественники подъезжали к городку, тем очевиднее становилось, что он не похож ни на один город, который кому-либо из них приходилось видеть до этого. Даже Трусливый Лев, старожил Страны Оз, повидавший на своём львином веку немало странного и чудесного, вздрогнул от удивления, когда гуселёт въехал в ярко сверкающие стеклянные городские ворота.

А в это время король Мустафа сидел на своём синем троне, не сводя глаз с волшебного кольца на большом пальце правой руки. С тех пор как Воттак и Боб покинули Маджистан, Мустафа большую часть времени проводил именно так, и глаза у него от этого стали косить. А в те минуты, когда он отводил взор от кольца, он с тоской устремлял его на картинку с Трусливым Львом в львиной книге, которая постоянно лежала у него на коленях.

В углу королевского шатра стояла большая клетка, где в тесноте и обиде сидели двадцать нейцев, которых Воттак отправил в Маджистан. А в полотняной крыше шатра виднелись двадцать ярко-синих заплат. Этими заплатами зачинили дыры, которые нейцы проделали в полотне, когда влетали в шатёр.

Сначала Мустафа очень разгневался, когда в его шатёр посыпались невесть откуда неизвестные личности, и приказал всех их отдать на съедение львам. Но королеве Микстурре очень понравились перья, которые покрывали их головы, и она упросила супруга пощадить незваных пришельцев, чтобы у неё всегда были в запасе свежие перья для тюрбанов. А нейцам Мустафа понравился своей несправедливостью и неразумием, и они стали учить его нейским обычаям. И теперь синебородый король делался с каждым днём все более нетерпеливым и недовольным.

Гофмаршал Панапей ходил теперь на цыпочках и беспрестанно озирался по сторонам. Ему приходилось все время быть начеку, потому что каждый раз, как Воттак вёл себя неправильно и кольцо чернело, король набрасывался на своего гофмаршала с криками и побоями, как будто Панапей был в чём-то виноват.

Когда кольцо почернело в первый раз (это было, когда Воттак твёрдо решил, что не предаст Льва), Мустафа завопил на Панапея:

— Они нас обманули! Они не вернутся! Слышишь ты, негодяй? Изменник!

— Ой! Караул! Ваше величество, зачем вы дерёте меня за бороду? Мне больно! Снимите лучше кольцо! Оно волшебное, а моя борода нет!

Мустафа опомнился и сдёрнул с пальца кольцо. Мы помним, чем это обернулось для Боба и Воттака. С тех пор король наблюдал за кольцом постоянно, и даже во время еды не отрывал глаз от большого пальца, чтобы не прозевать момента, когда Воттак проявит непослушание.

А тем временем королевские ювелиры день и ночь сидели за работой. Им было велено изготовить золотой ошейник, усаженный сапфирами, и толстую золотую цепь. Мустафа предназначал то и другое для Трусливого Льва, которого он твёрдо решил оставить у себя навсегда.

Что касается Валлитаза, то он по-прежнему занимался кормлением львов и в те редкие минуты, когда ему случалось заглядывать в королевский шатёр, благословлял судьбу за то, что лишился хлопотливой должности маджистанского гофмаршала.

— Пусть сначала Трусливого Льва доставят королю, — бормотал он себе под нос. — После этого у меня будет достаточно возможностей поссорить его величество с Панапеем и вернуть себе должность. А пока пусть уж лучше король таскает за бороду его, а не меня!

— Вот так фунт! — воскликнул Воттак Фунт, выруливая на стеклянную улицу.

— Ой, давайте не будем в этом городе останавливаться! — взмолился Трусливый Лев. — Что-то мне тут не нравится. Поехали скорее отсюда.

— Ты, главное, не дёргайся, помни, что я к тебе привязан, — проворчал Воттак, поправляя покосившуюся рыбью голову.

— Ничего хорошего нас тут не ждёт, попомните мои слова! — вздохнул Лев.

Храпуша обняла Боба. Все в изумлении смотрели на странный город.

У стеклянных ворот возвышался на столбе щит с надписью «Консерватория». В воздухе стоял пар и пахло уксусом и пряностями. У всех домов фасады были стеклянные, а сами дома архитектурой напоминали кухонные шкафы. В каждом было по три этажа или, как впоследствии Боб рассказывал Дороти, по три полки. А на этих полках сидели, болтая ногами, очень странные человечки. Они целиком были заключены в стеклянные банки, и только руки и ноги у них торчали из специальных отверстий в стекле, причём так, что плотно закупоривали эти отверстия и в банки не проникал воздух. Их головы упирались изнутри в плотно навинченные крышки, отчего макушки у них были плоские, а выражение лица глуповатое.

Завидев гуселёт, они стали соскакивать с полок и сбегать на улицу по стеклянным лестницам своих смешных домов. Они лезли под самые колёса, так что Воттак поспешно остановил гуселёт, чтобы никого не задавить. И всё-таки одному из горожан не повезло, и он угодил под колесо. Банка разбилась, и осколки разлетелись во все стороны. Боб вздрогнул.

— Ну вот, начинаются неприятности, — проворчала Храпуша, поправляя клюв.

Человечкам явно не понравилось это происшествие. Они забегали и замахали руками. Хотя наружу из банок долетало только неясное бормотание, по движению их губ и выражениям лиц путешественники поняли, что горожане выкрикивают угрозы и оскорбления. А вот крики несчастной жертвы слышны были явственно.

— Спасите! Помогите! Скорее! Я испорчусь! — вопил человечек душераздирающим голосом.