Михаэль Энде - Приключения Джима Пуговицы

Иногда показывались изящные пестрые единороги. Поблескивающие медью громадные змеи обвивались вокруг стволов деревьев. Они были совсем не опасны, потому что у них на каждом конце тела было по голове, и обе головы постоянно вступали в противоречие друг с другом, куда ползти. Об охоте на других зверей им и подумать было некогда. Приходилось змеям питаться плодами, которые не могли от них убежать.

Целых три дня путешественники ехали по джунглям, очень медленно продвигаясь вперед. На третий день заросли вдруг расступились, и впереди открылась панорама красно-белых гор, которые назывались Короной Мира.

Уже по тому, что эти горы были видны Лукасу и Джиму еще с моря, на расстоянии во много тысяч миль, можно судить, насколько они были высоки.

Горы громоздились так тесно, что нечего было и думать пробраться через них. За первой грядой высилась другая, за нею третья, и потом еще и еще. Вершины уходили в облака и тянулись от одного края горизонта до другого.

Каждая гора была расцвечена в красно-белый узор — чаще всего в полоску — то в косую, то в прямую, в волнистую или зигзагами. Но некоторые горы были даже в клеточку, а то и в горошек.

Досыта налюбовавшись и сами как следует накрасовавшись перед горами, друзья развернули карту.

— Так, — сказал Лукас. — Теперь поглядим, где же эта Долина Сумерек.

Вскоре он обнаружил ее на карте, и это привело Джима в восхищение, потому что сам он не различал на этой карте ничего, кроме путаницы линий.

— Гляди сюда, — Лукас ткнул в карту пальцем. — Вот тут находимся сейчас мы, а вот Долина Сумерек. Значит, мы слишком отклонились к северу, когда ехали по лесу. Поэтому нам следует сейчас повернуть на юг.

— Тебе видней, Лукас, — почтительно сказал Джим.

И они поехали в южную сторону вдоль гор и скоро увидели узкое ущелье между высокими вершинами.

Долина Сумерек представляла собой темное ущелье шириной с улицу. Под ногами была красная скалистая порода, гладкая, как асфальт. Справа и слева возносились отвесные скалы до самого неба. И далеко впереди, на другом конце ущелья, в просвете гор стояло закатное солнце, окрашивая стены скал в пурпурный цвет.

Перед тем, как въехать в ущелье, Лукас остановил паровоз и вошел туда с Джимом пешком, чтобы проверить, как там внутри насчет страшных голосов.

Но ничего не было слышно. Торжественная и таинственная тишина царила вокруг. Только сердце у Джима стучало, и он схватил за руку Лукаса. Они молча постояли. Потом Джим сказал:

— Совсем тихо!

Лукас кивнул и только собрался что-то ответить, как вдруг голос Джима отчетливо прозвучал справа:

— Совсем тихо!

И дальше это пошло повторяться на все лады то справа, то слева вдоль по ущелью:

— Совсем тихо! — Совсем тихо! — Совсем тихо!

— Что это? — испуганно спросил Джим и еще крепче сжал руку Лукаса.

— Что это? — Что это? — Что это? — зашептали стены скал.

— Не бойся! — успокоил Лукас. — Это всего лишь эхо.

— Лишь эхо — лишь эхо — лишь эхо, — отдалось в ущелье. Друзья вернулись к Эмме и хотели уже влезть в кабину, как вдруг Джим насторожился:

— Тс, Лукас! Прислушайся!

Лукас замер. И тут они услышали, как эхо возвращается с другого конца ущелья. Вначале тихо, потом все громче, нарастая:

— Совсем тихо! — Совсем тихо!! — Совсем тихо!!!

Теперь это был не одиночный голос Джима, а будто сто Джимов говорили наперебой.

Тут эхо опять развернулось и стало удаляться на другой конец ущелья.

— Вот это да! — прошептал Джим. — Эхо возвращается и, кажется, умножается.

Тут как раз подоспело издали другое эхо:

— Что это? — Что это? — Что это? — Теперь это была уже целая толпа Джимов, попеременно то справа, то слева. Эхо добежало до края ущелья и повернуло обратно.

— Да, — шепнул Лукас, — весело будет, если так и дальше пойдет.

— Почему? — тихо спросил испуганный Джим. Ему не очень-то приятно было, что его голос разгуливает сам по себе да еще и умножается.

— А представь себе, — приглушенно сказал Лукас, — что будет, когда Эмма в этом ущелье загрохочет. Это же получится целый вокзал.

Тут как раз вернулось третье эхо зигзагом от скалы к скале:

— Лишь эхо — лишь эхо — лишь эхо, — кричали тысячи Лукасов.

Потом все эти голоса снова отправились назад.

— Как это получается? — шепотом спросил Джим.

— Трудно сказать, — ответил Лукас. — Надо это исследовать.

— Чу! — шепнул Джим. — Снова возвращается!

Это первое эхо набегало издали, чудовищно усилившись.

— Совсем тихо! — Совсем тихо! — Совсем тихо! — ревели десять тысяч Джимов так, что можно было оглохнуть.

Когда эхо удалилось, Джим еле слышно пролепетал:

— Что будем делать, Лукас? Оно ведь становится все страшнее.

Лукас шепотом ответил:

— Боюсь, делать нечего. Надо скорее проскочить это ущелье.

Снова вернулось это «что это»? — сто тысяч орущих Джимов. Земля под паровозом задрожала, и Джим с Лукасом зажали уши.

Когда эхо ушло, Лукас быстро и решительно открыл ящик в кабине и достал восковую свечу, размякшую от близости парового котла. Он отщипнул кусочек воска, скатал два шарика и дал Джиму:

— Залепи уши, а то полопаются барабанные перепонки! И не забывай открывать рот!

Джим быстро запечатал уши, и Лукас сделал тоже самое. Оба прислушались, но гром приблизившегося эха едва различили.

Лукас довольно кивнул, подмигнул Джиму, подбросил в топку угля, и они на полном пару въехали в проклятое ущелье. Дорога была гладкая, и они понеслись вперед на хорошей скорости — правда, в сопровождении грохота паровоза.

Чтобы понять, что произошло потом, надо знать устройство Долины Сумерек.

Стены скал стояли так, что звук отражался от них туда и сюда, но никогда не выходил из узкого ущелья наружу. Он возвращался к своей исходной точке и снова проделывал тот же путь, при этом образуя новое эхо, а оно в свою очередь свое эхо. Голосов получалось все больше, они звучали все громче, складываясь вместе. И если такое получалось из обыкновенных голосов, то что же будет из грохота паровоза?

Впрочем, может возникнуть вопрос, почему тут было так тихо при появлении Лукаса и Джима?

Ведь даже малейший шорох, когда-то прозвучавший в ущелье, должен был постепенно разрастись в ужасающий грохот, не имея выхода и все время умножаясь в этом резонаторе?

Да, это был бы очень умный вопрос, настоящий исследовательский и научный.

Ход рассуждений правильный, и появись друзья в ущелье двумя днями раньше, они бы еще застали ужасный гул. Он возник из нескольких шорохов, со временем разросшихся до грохота. Например, если мяуканье котенка усилить в сто двадцать тысяч раз, чириканье воробья — в миллион раз, а шорох упавшего камешка — в семьсот миллионов раз — то можно представить, как это зазвучит.