Руне Белсвик - Простодурсен. Зима от начала до конца (сборник)

Во втором ящике оказались марципаны с кислинкой – девятьсот восемнадцать разных фруктов и ягод. Некоторые из них гости знали, о некоторых слыхали, но многие даже фантазии не хватало вообразить. Они были тёмно-красные, густо-зелёные, празднично-фиолетовые, королевско-синие и канареечно-жёлтые. С небольшими вкраплениями поразительных оттенков. У каждого цвета свой вкус, и от каждого вкуса невозможно оторваться.

В третий ящик Ковригсен свалил чёрствый хлеб. Во всяком случае, выглядело это именно так. Но, конечно же, и это оказались марципаны с глубоким, приторным, радостным и диковатым вкусом. При виде этого ящика Пронырсен чуть не лишился чувств. Из всех постоянных покупателей только он ходил к Ковригсену за чёрствым хлебом. А теперь получил его в виде сочного марципана с крепким вкусом.

А в четвёртом ящике были рядами, один к одному, сложены камни-бульки. Золотые и серебряные, кругляши и плоские шайбы, белые, серые и обычные. Только всё это были не камни, а марципаны.

Теперь Простодурсен в свой черёд едва не хлопнулся без чувств. Бог мой, что только не творит Ковригсен, чтобы порадовать их и поддержать в добром здравии и хорошем настроении!

Простодурсен тут же попробовал камешек на вкус. Весенний дух разошёлся по телу и забил нос. Конечно, это был марципан. Но от его лёгкого, радостного вкуса Простодурсен почувствовал себя так, словно стоял на берегу громко поющей весенней реки и булькал камешки.

Они выложили всю эту вкуснотищу на стол. Разложили – веером, пирамидой, заборчиком. Построили из марципанов поезда. Для принесённых Октавой коробок с фруктами в глазури и четырёх кувшинов сока из кудыки едва хватило места.

Мне жаль, что это не у вас разбегались глаза от яркого великолепия.

Мне жаль, что это не у вас кружилась голова от дурманящих запахов.

– Ну что же, – сказал Ковригсен. – Не хотите ли снять пробу?

– Снять пробу? – спросил Простодурсен. – Уже можно есть?

– Да. Разве нельзя? – спросила Октава.

Можно, можно, ещё как. Они сели за стол, они открыли рты и клюв. Нет-нет, словами этого не описать. Диковинные звери один за другим исчезали внутри гостей, а потом бродили в них. Чёрствый хлеб проскакивал стоймя. Они ели бульки вместе с фруктами и ягодами, заливая их соком.

– Скоро нам придётся сделать перерывчик, – простонал Сдобсен. – Нельзя ли объявить марципановую паузу?

– Фуф, господин пекарь, – сказал Пронырсен. – Хлебушек вам сегодня удался.

– Мы с Пронырсеном придумали, что надо бы нам всем походить вокруг дерева. Это будет такая игра. И мы снова проголодаемся.

– Да! – оживилась Октава. – Мы можем петь мою песню, пока ходим.

– И получится, как будто мы гуляем в лесу, не выходя из дома, – добавил Простодурсен.

Они встали, взялись за руки и за крылья и пошли вокруг ёлки. Вернее, все шли, а Утёнок болтался между Простодурсеном и Октавой.

– Я лечу! – кричал он. – Смотрите, я лечу в галстуке и шляпе!

Пронырсен вспомнил про лопату. Он сбегал принёс её, и теперь они со Сдобсеном держали её с обоих концов во время этого тихого хождения по кругу.

– Что же, – мягко сказала Октава. – Я готова представить вам свою новую песню.

У ёлки грянуло троекратное «ура!». И Октава запела совсем новую песню:

Аплодисменты и крики восторга наполнили нору Пронырсена. К тому времени компания сделала немало кругов вокруг ёлки и вполне готова была к новой порции марципанов.

– Какая ты чудесная, Октава! – восхищённо сказал Утёнок. – Какие из тебя вылетают красивые стаи слов!

– Ничего особенного, – смутилась Октава.

– У меня есть подобие стишка, – сказал Ковригсен. – Если это вдруг кстати.

– Да, фуф, – сказал Пронырсен. – Я только хотел сказать, что не буду произносить речь, если кто-то её ждёт. Вместо речи я собирался сказать совсем другое, но хорошо, что забыл. Фуф. Спасибо.

– Итак – стихотворение, – сказал Ковригсен.

После криков «браво!» и «ура!» в честь Ковригсена наступила очередь Сдобсена. Он, как обычно, повёл рассказ о далёкой стране под названием заграница. Территория её огромна, сказал он. Но самое удивительное то, что в ней нельзя поселиться. Потому что стоит тебе обосноваться за границей, как она внезапно перемещается в другое место.

– Это точно как мы с Пронырсеном, – объяснил он. – Пока мы с ним не изобрели нашу игру, меня пугала даже мысль о том, чтобы пойти к нему. А теперь меня пугает мысль, что придётся идти домой. Получается, что всё выворачивается навыворот, стоит только найти что-то кроме того, что было наоборотным раньше. К тому же за границей есть туннели в горах и парашютисты. А у нас, к счастью, нет. Спасибо.

– А теперь, – сказал Утёнок, – моя очередь.

– Ты тоже хочешь выступить? – удивился Сдобсен.

– Да! С моим коронным номером. Я его единственный исполнитель в мире. Итак – волшебное и невероятное…

– Не тяни время, – оборвал его Простодурсен.

Утёнок запрыгнул на стол. Вскочил на жестянку из-под печенья, стоявшую рядом с золотой рыбкой. Осмотрел публику. Все постарались и выглядели сегодня превосходно. А некоторые ещё и пахли так же.

Он посмотрел на Ковригсена. Тот наконец-то отряхнул с себя муку. Сбрызнул волосы кондитерским золотом, а вихор начесал и подколол сосновыми иголками, и он стоял на голове красивым рыжим гребнем и благоухал.