Руне Белсвик - Простодурсен. Зима от начала до конца (сборник)

Это оказался Сдобсен.

– Чего это она? – спросил он.

– Ей хуже.

– В смысле?

– Стало хуже, чем днём. Хотя и днём было уже плохо.

– А с чем стало хуже?

– Вроде с носом.

– С носом?

– Да.

– Она простудилась?

– Кажется. Она что-то говорила похожее.

Сдобсен наклонился к Октаве и погладил её по щеке. Она замолкла на полузвуке.

– Тебе так худо, да? – спросил Сдобсен.

Октава не ответила. Она делала всё точно как велела куропатка, а именно – ничего не делала. Она просто лежала и смотрела на Сдобсена в надежде, что в её глазах он станет ничем не примечательным. Но он делался всё прекраснее, прекраснее и прекраснее. И от него уже почти исходило сияние. А его красивый нос стал не просто красивым. Он был бесподобным.

– А сейчас стало хуже или лучше? – спросил Утёнок.

Октава по-прежнему не могла ничего делать, кроме как не делать ничего. Она лежала на коврике из спросоньи с конопаткой и только сглатывала время от времени.

– Похоже, у неё и горло тоже болит, – сказал Сдобсен.

– Наверняка, – ответил Утёнок.

– Я вообще-то шёл за границу, – сказал Сдобсен. – Но не могу же я вот так взять и бросить совсем больную Октаву. Бедняжка, как бы она в обморок не грохнулась.

Она и вправду выглядела полуобморочно. И повисла безжизненной тряпочкой на руках Сдобсена, когда он попытался её приподнять.

– У тебя что-нибудь болит? – спросил он.

Она осторожно помотала головой. По сути, больно ей не было. Просто она была чудовищно растеряна, или ужасно влюблена, или ещё что-то страшно непонятное.

– Хочешь, отведу тебя домой? – спросил Сдобсен.

Октава кивнула. Ещё бы она не кивнула. Если Сдобсен будет поддерживать её всю долгую дорогу до дома, она, конечно, успеет шепнуть ему на ухо секретик. И ненароком задеть его нос своим. А если кто-нибудь вздумает поднять их на смех, то Сдобсен всё растолкует. Объяснит, что она заболела, а он ведёт её домой.

Сейчас на небе должна бы появиться большая белая луна. Это будет так романтично, мечтала Октава. Сдобсен провожает её домой при полной луне, а в сумке она несёт Утёнка.

Но луна не вышла. Зато пошёл снег. Он сыпал прямо на прогалину, припорошил конопатку, присыпал спросонью. Несколько снежинок упало Сдобсену на голову, и они засияли в волосах на солнце как алмазы и жемчуга. Он был так божественно красив с этим сиянием в шевелюре, что Октава чуть не лишилась чувств. Но она не собиралась терять сознание сейчас, когда вместо этого можно пройти рука в руке со Сдобсеном до самого дома.

Да и Сдобсену сейчас не на что было пожаловаться. Коль скоро Октава до того расхворалась, что не может без его помощи дойти до дома, то какая уж ему заграница.

Возможность отлынить была очень большой радостью сама по себе. Но тут произошло ещё и чудо. Сдобсен вдруг почувствовал, что, утешая Октаву, утешается сам. Как будто бы утешение действует утешительно в обе стороны и достаётся равно и утешаемому, и утешителю. Поэтому Сдобсен повторял «ой, бедняжка», и «ничего, ничего, всё пройдёт», и «очень тебе сочувствую» много, много, много раз, пользуясь редким случаем.

Октава вскинула руки, обняла его и так сказала:

– Сдобсен! – сказала она.

– Да? – сказал Сдобсен.

– У тебя красивый нос, – сказала она.

– Вот беда, – озабоченно отозвался Сдобсен, – у тебя ещё и жар, похоже. Надо нам поскорее довести тебя до дома, пока тебе ещё чего не привиделось.

Каменная куропатка впервые за эту зиму наелась.

Она лежала на большом камне, смаковала послевкусие всех вкусностей, перепавших ей сегодня.

Вспомнив малыша-утёнка, она рассмеялась про себя. Похож на желтопёрую рогатку, а пришёл сам в чащу леса, чтобы узнать, кем он в конце концов станет.

– Этого никто не знает, – сказала она камню, – даже ты не знаешь, чем закончишь, хотя лежишь тут сотни лет. Возможно, мха на тебе прибавится. Возможно, убавится.

Так она лежала и болтала с камнем под собой обо всём, о чём ничего не знала. Щёлкала клювом. И радовалась, что весна уже идёт к ней по лесу.

Куропатка предвкушала первый день лета. День, когда от болот, омутов и ям с водой поднимется пар, а камень прогреется настолько, что она сможет отлучиться от него ненадолго. Первый раз полечу к морю, подумала куропатка. Далеко-далеко к морю. И лягу на спину на горячем пляже.

– А ты уж тогда сам себя тут грей, – сказала она камню. – Ты уж тогда…

Тут солнце закрыли облака. Ледяные серебряные облака. И вместо обещанного приближения весны пошёл снег.

Сначала среди деревьев заплясали лёгкие хлопья. Потом они стали тяжелее и гуще.

– Ну нет! – сказала куропатка. – Пожалуйста, ну будь добреньким! – попросила она небо, огромное безбрежное небо над головой, которое теперь снова засыпало её белым снегом.

– Кончай! – закричала куропатка. – Прекрати немедленно!

Но снег валил вовсю. Куропатка, отогревшаяся было после сытной еды, снова задрожала от холода.

– Проклятый камень! – вопила куропатка. – Окаянное небо! Ненавистный снег! Кончится эта зима когда-нибудь или нет?!

Сдобсен провожал Октаву домой, и это было в тот самый день, когда началась весна. Шли они не быстро. Впрочем, Сдобсен никуда не спешил. Давно в его жизни не случалось ничего столь же прекрасного: он кому-то оказался небезразличен вплоть до разрешения проводить этого кого-то домой. Не так трудно жить, когда можешь запросто кому-то помочь. А если этот кто-то оказывается Октавой, то жизнь улучшается ещё вдвое.

Хотя это был день, когда пришла весна, но падал снег, густой и белый.

У речки они встретили Простодурсена. Он стоял на четвереньках и дышал на лёд, надеясь разморозить хоть лунку.

– День добрый, – сказал Сдобсен.

– Что это с Октавой? – спросил Простодурсен.

– То же, что и с тобой, – ответил Утёнок. Он сидел у Октавы в сумке, но, увидев Простодурсена, выпрыгнул из неё и тоже принялся дышать на лёд.

– Со мной? – удивился Простодурсен. – Я в порядке.

– Вот и нет, – ответил Утёнок. – Ты тоскуешь по тому, чего нет, и мечтаешь, как хорошо тебе будет, когда оно будет.

– Да, но…

– Ты стоишь на четвереньках и хочешь дыханием протопить дырку в зиме, а Октава мечтает о носе и не может дойти до дома без поддержки.

– Вот-вот, – кивнул Сдобсен. – Мне придётся довести её до дома. А всё эта весна – кружит головы всем подряд.

Октава со Сдобсеном побрели дальше к её дому. На головах у обоих были белые шапки. Сдобсен понимал, что они дойдут довольно быстро. А следующего шанса проводить кого-то домой ему потом ждать не дождаться. Поэтому он исправно спотыкался на каждом шаге, чтобы потянуть время. Наконец он сильно запнулся о торчавшие из снега корни, и они с Октавой упали на небольшом пригорке.