Лариса Неделяева - На земле и под землей

Царь был очень богат и хвастался этим как только мог. Когда в его страну приехал погостить на недельку самый лучший художник в мире, царю взбрело в голову заказать ему портрет, чтобы потом хвастаться этим портретом перед друзьями, а особенно — перед врагами (уж так ему хотелось, чтобы все ему завидовали). Художнику царь не понравился — уж до того у него было злое и глупое лицо. Но отказать ему прямо художник побоялся (ведь это все-таки был царь!). И тогда художник назначил за свою работу огромную цену — полцарства и царевну впридачу. Художнику все это, конечно же, совершенно было не нужно, а цену такую он назначил нарочно — чтобы царь от своей затеи отказался. Но царю, как говорится, вожжа под хвост попала. К тому же он нахвастался уже всем соседям, царям да королям, что лучший художник в мире обещался нарисовать его, царя, портрет. И вот царь согласился отдать художнику за работу полцарства, и царевну впридачу (хотя царевна, надо оказать, была сущая мегера, вся в папочку, да еще такая уродина, что царь ее и задаром бы отдал — да только не брал никто). Поздно было художнику от своего слова отступаться, пришлось браться за работу.

Царский портрет художник писал долго, целых три года, три месяца и три дня. И по мере того как работа близилась к концу, самый лучший художник становился все бледнее и бледнее, все слабее и слабее. Ходили слухи, что царь помаленьку отравлял художника, ведь мертвому художнику не надо будет полцарства отдавать. А я так думаю, что художник оттого чах да бледнел, что три года каждый божий день должен был рисовать жестокое и глупое лицо царя. От такого зрелища кто хочешь зачахнет! И вот, наконец, портрет был закончен, а вместе с ним закончились и последние силы художника. И в ту минуту, когда царь со своими вельможами входил в залу, где на золотом мольберте стоял законченный портрет, художник испустил последний вздох и отошел, как говорится, в мир иной.

Глянув на портрет, царь сначала обрадовался. Парадный наряд царя был нарисован такими яркими, звонкими красками, каждая пуговка и ленточка выписаны так отчетливо, что казались настоящими, приклеенными к холсту, пуговками и ленточками. А любимая собака царя (не удивляйся, дружок, злодеям тоже не чужда любовь к животным) казалось вот-вот выскочит из картины с заливистым лаем… Но когда царь глянул повыше штанов и мундира, ему стало как-то нехорошо. Да-да, царь посмотрел на свое собственное лицо и просто-напросто испугался, уж таким оно было злым да жестоким! Человек с портрета смотрел царю прямо в глаза и, казалось, хотел сказать: «Казнить его!» Вот ведь, дружочек, страсть-то какая!

Впрочем, царь был доволен: пусть все, глянув на портрет, видят, какой он ТВЕРДЫЙ и НЕПРЕКЛОННЫЙ (не портрет, конечно, а он, царь). И еще он обрадовался, что художник умер, и, стало быть, за портрет не нужно было отдавать обещанную цену. Царевна, правда, огорчилась (на ней ведь никто не хотел жениться, а самый лучший в мире художник — это все-таки не самая худшая в мире партия).

И вот царь заказал старому плотнику раму для своего портрета и даже на радостях, что пол царства отдавать не пришлось, заплатил плотнику вперед. (Ты еще помнишь о стареньком плотнике?) Рама у него получилась просто расчудесная. Но плотник ведь был очень старенький и глаза у него были уже не такие зоркие, как у тебя или у меня. И наверное поэтому он немножко ошибся с размерами и рама оказалась чуть маловата — картина в ней не помещалась. Времени, чтобы сделать новую раму, совсем уже не оставалось, какой ужас! Но у плотника был сын, тоже, конечно, плотник (в ту далекую пору так уж было принято, что сын рыбака становился рыбаком, сын солдата — солдатом, а сын плотника — непременно плотником). И хоть сын этот был еще подросток, но кое-что уже смыслил в плотницком деле. И к тому же он очень любил своего старенького отца. И мальчик взялся исправить раму, хотя трудно даже представить, каким образом можно увеличить раму, это же ведь не то что уменьшить! Но каким-то непостижимым образом сыну плотника это удалось. Всю ночь трудился он в мастерской своего отца и наутро — вот чудо! — рама подходила к картине в самый раз. А в ту пору (да кое-где и сейчас) принято было на свою работу ставить клеймо, это как бы подпись мастера, чтобы все знали, кто эту работу сделал, и чтобы все знали, ежели работа плохая, кого за нее поругать. Честь поставить клеймо старик уступил сыну — ведь он его, старика, так выручил! И тогда мальчик в самом уголке рамы нарисовал маленькую-премаленькую букву, первую букву своего имени (это была единственная буква, которую он знал, так как вообще-то ни читать, ни писать мальчик не умел). Это была буква «И». Она была очень маленькая, такая, чтобы увидеть ее мог только тот, кому очень-преочень захочется ее увидеть.

Вот по этой-то букве и можно найти Волшебную Раму, потому что (так, по крайней мере, говорят), буква эта не стерлась от времени и никаким самым сильным растворителем смыть ее нельзя.

Царь рамой остался доволен и, хоть и был ужасным жадиной, заплатил старику честь по чести, сколько было обещано.

Говорят, что портрет не принес царю счастья, Ведь глянув на него, любой человек ясно видел, что злой и жестокий властитель в глубине души жалкий трусишка, и что вся его неправедная власть держится исключительно на том, что не встречает никакого отпора. Постепенно и правители соседних стран и собственные вельможи перестали бояться грозного царя и впервые в своей жизни он начал терпеть поражения в многочисленных войнах с соседями, которые сам же и затевал. В скором времени царство его пришло в упадок и обнищавший от бесконечных поборов народ, хоть и отличался сказочным терпением, взбунтовался. Царя и его вредную дочурку изгнали из собственной страны. Говорят, что кто-то встречал их потом заграницей, и будто бы царь работал там рубщиком мяса в лавочке мясника, а дочка царская устроилась кухаркой в местную тюрьму.

А вот о том, что сталось с портретом после изгнания царя, никто не знает. Но Рама сохранилась. Вот только где она сейчас? Но где-то она существует, это точно. И там, где она появляется, вечно происходит что-нибудь странное.

Вот, говорят, жила-была бедная учительница. Всю жизнь она учила детей географии. И поскольку это была хорошая учительница, ученики ее очень любили. И однажды, когда она была уже старенькая и на пенсии, один бывший ученик подарил ей на день рождения картину (этот ученик, когда вырос, подался в художники). Картина была очень милая, но без рамы, потому что на раму у художника не было денег. И долго картина висела на стене без рамы. У доброй учительницы часто бывали гости — все ее бывшие ученики. И какое-то время спустя один из них, работавший продавцом в антикварном магазине, принес своей учительнице раму, ее в магазин совсем за бесценок сдал какой-то бедный старичок. Когда ученик принес раму, он сначала очень расстроился. Ему показалось, что рама слишком большая для картины. Но все же решили попробовать вставить картину в раму и, вот радость, она оказалась точь в точь по размеру! И все сразу увидели, какую прекрасную картину подарил старенькой учительнице ее бывший ученик. Люди даже специально приходили, чтобы на нее полюбоваться. Однажды зашел к учительнице и один знаменитый коллекционер — и прямо обомлел, Да-да, несколько часов стоял он перед картиной как столб и даже говорить не мог от счастья. И казалось ему, что не он смотрит на картину, а она — на него. Придя в себя коллекционер узнал у старушки адрес художника и тотчас же помчался к нему. Художник жил в маленькой холодной мансарде, и он был очень бедный, но работящий — все стены в его мастерской были увешаны картинами Коллекционер тут же купил одну из них, а потом привел и других покупателей. Художника стали приглашать на разные выставки, и эти приглашения присылали в красивых конвертах, где на золоченой бумаге было написано: «Господин художник, не окажете-ли вы нам честь…» В общем, ужасно мило! И все-таки больше всего людям нравилась та картина, которую художник подарил своей учительнице географии. И многие предлагали старушке огромные деньги за эту картину, а она всегда отвечала одно и то же: «Нет-нет, это подарок, а подарки дарить нельзя!» Но когда, учительница стала совсем старенькой и почувствовала, что близится день ее смерти, она завещала картину музею. И вот картина попало в музей и там ей сделали новую раму, потому что прежняя показалась музейным работникам недостаточно роскошной для такой замечательной картины, да к тому же еще на ней было полно царапин, а в углу чьей-то нетвердою рукой была нарисована буква «И», которую невозможно было смыть никаким растворителем… Картину повесили в самом лучшем зале, а куда девали старую раму — никто не знает.