Антология - Новые сказки. Том 3

Долго искал её рыцарь, а найдя прекрасный белый цветок в лесу, на прежнем месте, осознал, что не сможет сдерживать её в городе. Он сразу узнал свою Розу. А она лишь молчаливо кивнула ему.

– Мне очень жаль, – сказал он ей на прощание, – но и я не могу остаться. Я дал клятву, и я обязан её сдержать. Несмотря на то, что ты уходишь, я благодарен тебе. За каждую минуту, за каждый миг нашей совместной жизни. Ты вернула мне то, что я давно потерял, и теперь, впервые за много лет, я знаю, что живу не напрасно. И чтобы хоть как-то защитить тебя, я оставляю тебе этот доспех, покрытый шипами. Его создал искусный мастер, величайший кузнец королевства. Надеюсь, он защитит тебя от опасностей. Береги себя.

– Извини, но я не смогу жить в четырёх стенах. Мне было очень хорошо и спокойно с тобой. Но мой дом здесь, в этом тёмном и сером лесу. В нём я родилась и выросла. И именно здесь я встретила тебя. В твоём доме тепло и уютно, но я могу умереть там от тоски.

Рыцарь отправился нести вечную службу. Данную им однажды клятву-присягу он не нарушил никогда. А роза продолжала очаровывать путников своей красотой. Стебель её с тех пор защищён шипами. И знаете что? Если вы когда-нибудь отправитесь в этот город, то обязательно сходите вглубь местного леса. Такого обилия белоснежных цветов вы нигде больше не увидите…

Екатерина Колгатова, 13 лет

Алла Райц

г. Воронеж

На высоком холме, среди мирных полей, жили-были… мыши!

У заброшенного поля гречихи стоял старый амбар, наполненной сеном и мешками с зерном. Под ним мыши соорудили уютные норы с коридорами, просторными кладовыми и запасными комнатами для гостей…

Почему люди ушли с холма, никто не знал, но их отсутствие было мышкам по нраву. То-то раздолье с утра до вечера раскладывать по закромам оставленное богатство. Вон сколько зерна! И гречиха не убрана, и подсолнечник созревает. В общем, забот полон рот до самой зимы, а то и дальше…

Мыши целыми днями сновали по хозяйству: и родители, и прародители, и прапрародители, а ещё восемь маленьких мышат и двенадцать мышек-подростков – все были заняты делом с утра до вечера!

И только мышонок по имени Мышаня держался в стороне. Не то чтобы он не любил работать, нет. Но работе предпочитал мечты. Мышонок любил всё необычное, а каждодневный труд считал делом простым и потому неинтересным.

Бывало, заберётся Мышаня повыше – на деревянное колесо, прибитое к стене амбара – и мечтает: о приключениях, о морях и океанах, о парусниках и фрегатах со страниц старого журнала «Вокруг Света», которыми были оклеены стены в спальне мечтателя.

Мышка-мать каждое утро ему твердила:

– Мышаня, иди работать, сделай запасы на зиму!

– Не, ма, не буду, я скоро в далёкое плаванье отправлюсь – капитаном, а на судне еды полно и без наших зёрен, – смеялся Мышаня.

– Запомни, сынок, одними мечтами сыт не будешь, – грустно говорила мышка-мать и убегала в поле на работу, надеясь, что рано или поздно её любимый сын повзрослеет и вместе со всеми займётся полезным делом.

А Мышаня продолжал мечтать. Залезет в колесо на стене амбара, встанет в полный рост, опираясь на деревянные спицы, и отдаёт команды:

– Поднять паруса! Флаги на рею! Курс на дальнюю звезду!

Братья и сёстры только посмеивались над Мышаней, но играть с ним не торопились. Им надо было засыпать зерно в кладовые, чтобы холодной зимой ходить друг к другу в гости на сытные обеды выходного дня. А, как известно, во время зимы для мышей каждый день выходной, если еды у них вдоволь заготовлено.

– Нет, – говорили дети-мыши между собой, – мы лучше завтра поиграем или послезавтра…

И так продолжалось всё лето. Но вот однажды Мышаня вышел во двор очень рано, когда все сородичи ещё спали.

– Ура! Можно поиграть вдоволь! – ликовал Мышаня. Поскорей забрался на свой капитанский мостик и на радостях побежал внутри колеса, сильно отталкиваясь лапками. Колесо заскрипело и закрутилось. А Мышаня всё прибавлял скорости, как вдруг…

Старый гвоздь, на котором висело колесо, давно проржавел и не выдержал азарта Мышани. Гвоздь обломился, колесо упало и покатилось, подпрыгивая, куда-то вниз, с холма.

Мышаню крутило в колесе, словно космонавта в центрифуге.

«Нет, в космонавты мне ещё рано», – думал мышонок, но выбраться из ловушки на полном ходу не мог. Кружась, колесо набирало скорость и неслось к обрыву, за которым шумела быстрая река. Наконец подскочило на какой-то кочке, высоко взлетело, зависло на миг в воздухе и со всего маха шлёпнулось в реку!

Удар был такой силы, что Мышаню оглушило и обдало водой. Он случайно удержался внутри колеса, а быстрые волны уже несли его в неведомые края.

«Наверное, к морю…» – подумал Мышаня и потерял сознание (Мышаня был начитанный мышонок и знал, что все реки рано или поздно впадают в море).

Очнулся он от тишины и странного бульканья. Оказывается, колесо прибило течением в тихую заводь, к камышам. Кто-то зелёный склонился над мышонком и брызгал в него водой. Этот странный кто-то издавал удивительные звуки: «Буль-буль-труль…» Вот так булькал и брызгался водой.

«Кажется, у меня видения и слышения», – подумал Мышаня.

Он собрал остатки сил и будто бы запросто спросил у зелёного булькалы-трулькалы:

– А ты кто? – и закрылся от холодных брызгалек лапкой.

– Я лягушонок по имени Квакун Буль-буль-труль, для друзей просто Кваки, – сказал лягушонок и поклонился. Он перестал брызгать в Мышаню водой и були-буль-трулькать, но в свою очередь спросил:

– А ты кто такой и что делаешь на своей смешной лодке в моей заводи?

– Я мышонок по имени Мышаня, потерпел кораблекрушение. В твою заводь заплыл случайно, потому что не справился с рулевым управлением, – на всякий случай приврал мышонок. Ну не признаваться же, что он от страха сознание потерял. – Обычная история! Но вообще-то я на высоком холме живу, – закрепил успех мышонок.

Надежда Негреба, 8 лет

– Да ладно, видел я твоё рулевое управление. Конечно, если представить, что колесо – это руль, а ты прирулил на нём в заводь, тогда точно – рулевое управление, – весело ответил Кваки. – Ничего, не стесняйся, я тоже иногда приврать люблю, особенно если песни сочиняю. Так значит, говоришь, на холме живёшь? Жаль-жаль, искренне жаль, ты туда вряд ли вернёшься. Видишь ли, мой дорогой рулевой, сразу за камышами этой заводи – болото, а над болотом отвесный-преотвесный обрыв, если попробуем тут идти – пропадём.

– Ой, что же делать? Неужели я никогда больше не увижу своё родное гречишное поле?