Ольга Быкова - Сны драконов

– А тот рыжий? Что с ним?

Дариан посмотрел на коня и снова вздохнул.

– Ну, во-вторых, он хромой. У него правая задняя была сломана в нескольких местах, и мне не удалось восстановить все кости до нормального размера. Не очень понятно, почему. Пытался переделывать, получалось еще хуже, прошлось оставить как есть. Так и осталась правая задняя нога немного короче. Это почти не заметно, пока он стоит или идет шагом, да и в галопе не сильно сказывается, разве что устает быстрее других, а вот на рыси очень заметно.

– Ты сказал: «во-вторых»?

– Да, – в голосе Дариана явно слышалась досада, – потому что это чепуха по сравнению с другим его недостатком. Во-первых, он не терпит узды.

– Что, никого к себе не подпускает?

– Отчего же? Подпускает. Дает на себя полюбоваться, угостить, погладить. Его даже оседлать можно, и сесть на него тоже, а с уздечкой близко не подходи. Не дается, головой трясет, уворачивается, вырывается. А уж когда пару раз силой зауздали, мужики-то сильные здесь есть – что тут было! Нельзя сказать даже, что он кричал как раненный конь, нет, он визжал как резаная свинья. Думали, может быть, у него зубы болят, хорошего знахаря к нему приводили, всю жизнь лошадей лечит. Все у него в порядке, просто не желает. И раньше, говорят, был норовистый, а после того, как лечили, просто не подступись. Шелех с ним долго бился, он любит коней, даже покалеченных и старых старается пристроить. А на этого и он уже махнул рукой. Сказал, что если его ближайшие три недели никто не купит, коновалу на мясо отдаст. Цену за него назначил символическую, двадцать пять драйнов всего, как за шкуру, лишь бы взяли. Вдруг он кому-нибудь все-таки дастся в руки.

Двадцать пять драйнов?! Левко взглянул на лошадей с живым интересом. Он никак не думал, что ему здесь что-нибудь может быть по карману. Он точно знал, что любая лошадь, годившаяся хоть для какой-нибудь работы, меньше ста стоить не может. С другой стороны, Ойрин всегда именно конями и торговал, и цены здесь всегда были значительно ниже… Но двадцать пять! У него было больше.

– А другие лошади сколько стоят? – показал он на загон.

– Самая дорогая – вороная. Шелех за нее рассчитывает около шестидесяти получить. Остальных отдаст и дешевле. Если в хорошие руки, то и до сорока сбросит.

Как раз сорок у Левко и было. Конечно, если он сейчас все отдаст, придется идти в Ковражи почти без денег. А там ведь надо еще как-то устроиться, где-то жить, что-то есть. А если воевода не возьмет на службу, и работу не сразу найдешь?

– Подумайте, очень выгодное предложение, – бодро заговорил подошедший к ним Шелех. – Понятное дело, лошадь с поврежденной спиной или ногами – не самый лучший скакун, но до соседнего города довезет, не сомневайтесь, а если с ней хорошо обращаться и время от времени давать передохнуть, она прослужит вам много лет. Если же решите, что вам конь никак не подходит, его можно будет продать в первом же городе, который встретится на пути, причем дороже, чем купили.

«Да я и сам приврать-то горазд, – подумал на это Левко, – однако, похоже, действительно ничем не рискую. А если и рискую, то что?»

И парень начал заново разглядывать лошадей. Черт, как же трудно, оказывается, выбирать. Безусловно, все были хороших кровей и очень красивые. У каждой были свои достоинства и свои недостатки. Тяжеловоз и вороная были слишком медлительны. Серый в яблоках жеребец, безусловно, был хорош, но полдороги его придется вести в поводу, поскольку Левко, не будучи ни в коей мере склонен к полноте, все же имел вполне убедительное телосложение и для слабой лошадиной спины был тяжеловат. Оставались, стало быть, две гнедые. Вон та, например, что потемнее, была очень симпатичная, крепенькая, ладная… И тут вдруг рыжий, решив, видимо, устроить свою судьбу, всхрапнул, привлекая к себе внимание, сделал круг по загону, блестя огненными боками, остановился прямо рядом с Левко и доверчиво положил ему на плечо свою бедовую голову. Левко погладил его по шелковой шее, вспомнил вдруг про коновала… и вопросительно посмотрел на хозяина.

Шелех, удивленно вздернул бровь, обернулся.

– Гонза, дай-ка сюда узду…

Через десять минут конь, опровергая все, что тут о нем наговорили, оседланный, взнузданный, легко, хоть и в несколько своеобразном ритме, рысил под явно понравившимся ему наездником. Еще через пять минут Левко, расплатившись за коня и седло с уздечкой (еще пять драйнов), остался с десятью драйнами, конем и большой радостью, к которой примешивалось смутное предчувствие какого-то подвоха.

Тут к ним подошли девушки, успевшие пересмотреть такое количество лошадей, которое ни та ни другая не видели за всю жизнь. Лиска всплеснула руками.

– Ой, Левко, какой конь красивый. Это тебе дали доехать до Ковражина?

– Нет, представляешь, я его купил, – он увидел недоуменный взгляд подруги. – Он хромает и совсем недорого стоил.

– Правда?

– Правда.

«Хотя, – подумал он про себя, – кто кого купил, это еще вопрос…»

– А когда вы отправляетесь?

– Точно не знаю еще, – ответил Левко, задумался на секунду и спросил Дариана: – А в самом деле, когда мы отправляемся?

– Скорее всего, завтра рано утром. Шелех отправляет в Ковражин на продажу лошадей, небольшой табун, голов двадцать, и предложил нам, то есть мне, а если ты согласишься, то и тебе тоже, быть в числе сопровождающих. Там есть уже несколько человек – три продавца и три охранника. Но он боится, что этого будет мало, если нападет разбойничья шайка. А такое в последнее время случается. За службу он заплатит. Если все будет спокойно, тебе за два дня пути заплатят пять драйнов, а если придется отбиваться, то оплата будет соответствовать приключениям. Я согласился. Ты как?

– Конечно, я с вами, вместе интереснее. А если еще и заплатят…

Дариан отыскал глазами хозяина и окликнул его:

– Шелех, мы согласны, все как договорились.

Тот кивнул.

– А теперь можно и в город.

Как и в Вежине, на воротах стояла стража, призванная никого не пропускать в город ночью и быть в курсе всего, что происходит в пределах городских стен днем, в том числе кто сюда прибыл, к кому и зачем. Миновав стражу и массивные, обитые кованой медью ворота, путники оказались на неширокой, мощеной булыжником улице, составленной из лепившихся друг к другу двух– и трехэтажных домов, самым заметным из которых был, естественно, постоялый двор. Туда и направились Дариан и Левко, намереваясь оставить там лошадей, занять комнату на ночь, а, может быть, и пообедать. А Наира, прихватив с собой подругу, отправилась навещать родственников.

Они, к Лискиному удовольствию, обошли почти весь город, заглядывая чуть ли не во все подворотни. Лисса всего второй раз была в чужом городе (в первый она была в Загорье у тети Илесты), и ей было интересно буквально все. Время от времени они заходили то к троюродной тетушке, то к дядюшке, то к двоюродной бабушке, где их (в первую очередь Наиру, конечно, но и Лиске доставалась изрядная доля внимания) каждый раз встречали радостными возгласами, сочувственными причитаниями и, конечно же, накрытым к обеду столом. В результате более или менее свободными они оказались только к вечеру. Когда они сидели на скамеечке под липами на ратушной площади, Лиска с некоторой тревогой спросила: