Оскар Уайльд - Сказки

Что же это такое? Карлик с минуту подумал и обвел взглядом комнату. Странно, но, кажется, все повторялось в этой невидимой стене, прозрачной, как вода. Да, повторялись картины и диваны. Заснувший фавн, лежавший около двери, в алькове, имел своего двойника, и серебряная Венера, освещенная солнцем, протягивала руки к другой Венере, столь же прекрасной, как она сама.

Уж не эхо ли это? Однажды он крикнул в долине, и эхо повторило каждое его слово. Могло ли оно так же повторять вид предметов, как повторяло голос? Могло ли оно создать отраженный мир, подобный миру настоящему? Но разве тени предметов могли иметь цвет, жизнь и движение? Неужели?..

Он вздрогнул и, взяв со своей груди прекрасную белую розу, сделал пол-оборота и поцеловал цветок. У чудовища оказалась такая же роза, точь-в-точь похожая на его! Оно осыпало ее такими же поцелуями и прижимало к сердцу угловатыми жестами.

Истина вдруг открылась ему. В отчаянии он дико вскрикнул и, рыдая, упал на пол. Так этот уродливый горбун, такой отталкивающий и ужасный, был он сам! Он и есть это чудовище, это над ним смеялись все дети и маленькая Принцесса, в любовь которой он верил, – она тоже только издевалась над его безобразием и его кривыми ногами! Почему его не оставили в лесу, где не было зеркал, чтобы открыть ему его уродство? Уж лучше бы отец убил его, чем продавать на позор! Горячие слезы заструились по щекам Карлика, и он в мелкие клочки разорвал белую розу. Размахивавшее руками чудовище сделало то же самое и разбросало нежные лепестки. Оно пресмыкалось по полу, и когда Карлик взглянул на него, он встретил взгляд, искаженный болью. Чтобы не видеть его, Карлик отполз в сторону и закрыл глаза руками. Словно раненый зверь, он со стонами спрятался в тень.

В это мгновение сама Инфанта вошла в комнату вместе со своими товарищами по играм, и когда они увидели, как безобразный маленький Карлик лежал на полу и бил по нему своими судорожно сжатыми кулаками, со странными и несуразными ужимками, они разразились веселым смехом и, образовав кружок, стали наблюдать за уродцем.

– Его танцы были забавны, – проговорила Инфанта, – но игра его еще смешнее. Право, он почти не уступает марионеткам, только, конечно, менее натурален, – и она хлопала в ладоши и обмахивалась своим большим веером.

Но маленький Карлик не подымал глаз, и рыдания его становились все тише и тише; вдруг он испустил какой-то вздох, странно подпрыгнул и схватился рукой за бок. Потом опять упал и уже больше не двигался.

– Это замечательно, – сказала Инфанта после паузы, – но теперь ты должен станцевать для меня.

– Да, – закричали все дети, – вставай и танцуй; ведь ты не хуже берберийских обезьянок, даже гораздо забавнее их!

Но маленький Карлик не откликался.

Тогда Инфанта, топнув ножкой, позвала своего дядю, гулявшего по террасе вместе с Камергером, который читал ему только что полученные депеши из Мексики, где только недавно была учреждена Святейшая Инквизиция.

– Мой смешной маленький Карлик капризничает! – воскликнула она. – Пожалуйста, разбудите его и заставьте его танцевать передо мной.

Государственные мужи с улыбкой переглянулись и медленно подошли к детям. Дон Педро нагнулся и слегка ударил Карлика по щеке своей вышитой перчаткой.

– Нужно танцевать, маленькое чудовище; нужно танцевать. Инфанта Испании и Индии желает, чтобы ее развлекали.

Но маленький Карлик не двигался.

– Придется позвать экзекутора, – недовольно проговорил Дон Педро и вернулся на террасу. Камергер же с серьезным видом нагнулся и приложил руку к сердцу Карлика. Через несколько секунд он пожал плечами, выпрямился и с низким поклоном сказал Инфанте:

– Mi bella Princessa, ваш забавный маленький Карлик никогда больше не будет танцевать. Очень жаль, ведь его уродство, пожалуй, могло бы вызвать улыбку даже у Короля.

– Но почему же он не будет больше танцевать? – со смехом спросила Инфанта.

– Потому что сердце его разбилось, – отвечал Камергер.

Инфанта нахмурилась, и ее нежные, словно лепестки розы, губки сложились в презрительную гримаску.

– Пускай же впредь все приходящие играть со мной совсем не будут иметь сердца! – воскликнула она и побежала в сад.

Каждый вечер выезжал молодой Рыбак в море и бросал свои сети в воду.

Когда ветер дул с берега, добычи было очень мало, а иногда и совсем не оказывалось: то был резкий ветер на черных крыльях, и бурные волны вздымались ему навстречу. Когда же ветер дул с моря, рыба выходила из глубин, заплывала в сети, и Рыбак носил свою добычу продавать на рынок.

Каждый вечер выезжал он в море, и вот однажды сеть его оказалась такой тяжелой, что он едва мог поднять ее в лодку.

«Видно, вся рыба морская попалась мне в сети, – подумал Рыбак усмехаясь, – а может быть, я поймал какое-нибудь мрачное чудовище людям на удивление; а может быть, и такое страшилище, что его пожелает увидеть сама великая Королева». И, собрав все свои силы, он налег на толстые веревки так, что вены выступили на его руках, словно жилки синей эмали на бронзовой вазе. Вот уже он тянул за тонкие бечевки, всё ближе и ближе подходили плоские поплавки из пробки, и, наконец, сеть появилась на поверхности воды.

Но в ней не оказалось ни рыбы, ни чудовищ, а только маленькая, крепко спящая Сирена.

Волосы ее походили на влажное золотое руно, и каждый отдельный волосок блестел, как тонкая нить из золота в хрустальном кубке, ее тело белизной превосходило слоновую кость. Из серебра и жемчуга был ее хвост, и зеленые морские водоросли обвились вокруг него; точно морские раковинки были уши, а губы – словно кораллы. Холодные волны били в ее холодные плечи и кристаллы соли сверкали на ее ресницах.

Она была так прекрасна, что, увидев ее, молодой Рыбак замер от восхищения; он вытянул руку, потянул сеть к себе и, перегнувшись через борт, схватил Сирену в объятия. Но лишь только он ее коснулся, как она вдруг вскрикнула, словно испуганная чайка, проснулась, в ужасе взглянула на него своими лилово-аметистовыми глазами и стала биться, стараясь вырваться. Но Рыбак крепко прижал ее к себе, не желая отпускать.

И видя, что освободиться ей не удается, Сирена заплакала и сказала:

– Прошу тебя, отпусти меня; ведь я единственная дочь Морского царя, а отец мой стар и одинок.

Но молодой Рыбак отвечал:

– Я не отпущу тебя, пока ты не дашь мне обещания, что, когда бы я ни позвал тебя, будешь приходить на мой зов и петь для меня, потому что рыбы любят пение морских дев и сети мои будут всегда полны.

– И ты в самом деле отпустишь меня, если я это пообещаю? – воскликнула Сирена.