Нина Дехтерева - Трудус-трудум-труд

Потому как наука давала привилегии: мастер был человеком свободным, независимым горожанином. Как полагается, работники-крепостные заглядывались на эту дверь, которая давала выход в завидную жизнь, но такая дверь слишком хорошо охранялась. Сирота вроде Жано мог рассчитывать разве на то, чтоб увидеть в этой двери только замочную скважину. Всё, чему его научили, это помешивать палкой в большом кипящем котле, где варились ткани. А уж знать, что туда, в этот котёл, кладут, чтобы получился красивый цвет, — не тут-то было, об этом и речи быть не могло.

Оставаться ему всю жизнь подмастерьем! «Неквалифицированные рабочие руки», как теперь бы сказали. И, конечно, плата соответственная: кров да кусок хлеба дают, а денег ни гроша. Суп на воде, хлеб без соли и разрешение спать в тепле и холе на земляном полу под дырявой крышей. Да, при таких расчётах не очень-то скоро сможет он выплатить хозяевам свой долг!

Знал Жано, что закабалён он на всю жизнь, и очень у него от этого на сердце тяжело было, но больше всего он горевал из-за того, что оставался по-прежнему неучем. А уж так ему хотелось учиться! И засыпал, и просыпался — всё об этом думал, как одержимый стал. А тут ещё вдруг хозяева надумали перебираться в Париж. Жано просто голову потерял: подумать только — Париж, столица! Там, говорили, даже простые люди читать-писать умеют. Теперь должна решиться его судьба. Терпение у Жано лопнуло, решил он взять быка за рога, а хозяина за душу. Прямо сказать, детская выдумка!

Однажды, когда красильщик оказался вдруг поблизости от мастерской, Жано оставил котёл и побежал за хозяином. Со слезами стал он просить, чтоб его, Жано, послали в Париж с теми работниками, которых уже отобрали. Но хозяин как закричит:

— Что такое? С каких это пор подлому люду разрешено навязывать свою волю хозяевам? Сгинь, бездельник! Не смей оскорблять моих глаз своим присутствием!

Ничего Жано на это не ответил, только посмотрел красильщику прямо в глаза, потом низко поклонился и ушёл. Куда, в какую сторону? Никто не видел, никто не знал. Жано послушался своего хозяина и… сгинул.

Конечно, шуму много было. Все, кто работал в красильне, искали мальчишку, но не нашли. Хозяева жалобу подали куда следует: «Так, мол, и так, сбежал должник — крепостной. Наверняка он вор, бродяга, а может, и того хуже…» Стража поискала, не очень, правда, ретиво — подумаешь, мальчишка какой-то исчез! Есть из-за чего стараться! Очень скоро забыли все про эту историю да с ней вместе и про Жано.

А тем временем в Париже новая красильня начинала своё дело не очень-то блестяще. Помещение всё-таки нашли: для хозяев хороший дом в богатом квартале, а под мастерскую — большую постройку на берегу реки Бьевры, на противоположном конце города. Очень удобное место — вода под самыми окнами. Постройка, правда, малость разрушилась, да что из того? Красильня — это не зал для танцев, а работники-не гости: чего тут церемониться да стараться? Тем более что дом продавался за гроши. Так в чём же дело?

А в том, что, только когда разместили всё оборудование — огромные чаны, печи, сушилки и всё остальное, — поняли хозяева, что подсунули им слепую лошадь, недойную корову, — дом, в котором нельзя жить.

Они вели переговоры с одним мастером, хорошим знатоком цвета. В Париже не то что в Реймсе — тут конкуренция. С самого начала дело надо повести как следует. Хочешь — плачь, можешь — плати, но старайся, чтобы у тебя всё было лучше, чем у соседа. Мастер сперва было принял условия реймских красильщиков, а лютом, как узнал, где ему предстоит работать, вдруг сразу на попятный:

— Я подумал и передумал. Мне это не подходит. Знаю я дом, который вы купили, мне те места не нравятся.

Конечно, красильщики ни одному его слову не поверили. Слыханное ли дело: чтобы рабочий отказывался от работы потому, что ему, видите ли, не нравится место, где стоит фабрика? Ясно, тут крылась какая-то другая причина. Хозяева стали торговаться, прибавку обещали да ещё сверх того натурой в год две штуки полотна и бочонок реймского вина. И — подумать только — ничего не помогло! Мастер на своём стоит:

— Не в деньгах тут дело. Место мне не нравится, вот и всё.

Пришлось на том расстаться.

Эта история не на шутку встревожила реймских красильщиков. Решили они дознаться, стали людей осторожно расспрашивать. И узнали даже больше, чем хотелось.

Место не такое уж плохое, рассказали им, но и не больно хорошее. Как раз рядышком с преисподней, и зелёный болотный чёрт там пошаливает; но бывают, наверное, ночи, когда он туда и не заглядывает. А сам дом ещё ничего — стены вполне крепкие, крыша не собирается проваливаться. Хороший старый дом. Одна только неприятность — продали его уже с жильцами. Конечно, у каждого свой вкус, но некоторые. не любят жить под одной крышей с гобленами. (Гоблены — так тогда назывались всякие домовые, гномы, блуждающие огоньки и другие злые духи.) Гоблен — это не то что зелёный болотный чёрт, но и не на много лучше — в общем, одна компания.

Вот так и завершилась у красильщиков их «выгодная сделка». Прежний владелец дома счастлив был хотя бы за бесценок сбыть его приезжим из Реймса: в Париже дом-то никто не хотел брать и даром.

Узнали про всё красильщики — два брата их было, — растерялись: что делать? Продать дом — об этом и думать было нечего. Бросить его — денег истраченных жалко. Вот и спорят, время зря проводят, а толку никакого.

Старший брат был того мнения, что нужно вызвать своих работников из Реймса.

— Они — наша собственность. И на гобленов тогда наплевать: наши вилланы будут жить там, где мы пожелаем.

А младший всё сомневался:

— Да, да, конечно. Только вдруг чёрт и вправду вмешается и работа не пойдёт? Тогда получится, что в Реймсе-то мы дело разорили, а в Париже ничего не создали. Неблагоразумно это, класть все яйца в одну корзину. Да к тому же и корзина-то с дырой.

В конце концов надумали они повременить. Пока можно было нанимать работников подённо, потому как никто не хотел спать в проклятом доме. А уж потом, если гоблены не начнут вставлять палки в колёса, никогда не поздно будет вызвать людей из Реймса. На том и порешили.

Теперь оставалось только подыскать сторожа. Потому что красильню, хоть и населённую нечистой силой, всё же нельзя бросать ночью без присмотра. Такое количество дорогих тканей может кого-нибудь ввести в искушение. А если верить слухам, в добром Париже сколько угодно жуликов, которые чёрта ни чуточки не боятся.

И тут, будто по заказу, приходит к красильщикам один старик просить работы. Звали его Арно, и был он в своё время замечательным мастером по краскам, да и теперь ещё свою науку в голове держал. Но, на его беду, к старости начали его глаза играть с ним злые шутки: стал он иной раз путать цвета, зелёный принимать за красный, жёлтый за белый. Не всегда это с ним бывало, а только когда он сильно устанет. Но всё равно на работу его больше никто не нанимал.

Читать дальше