Алексей Олейников - Пламя изменений

– Он сказал, что я должен найти… – продолжал мужчина. – Должен найти девушку. С белыми волосами.

Джейн спиной назад отступила к двери, рука ее легла на нож. Много ли платиновых блондинок в округе? Отчего-то она была уверена, что если захочет, послушная сталь полетит точно в цель.

– У тебя белые волосы, – сказал Шандор. – Ты знаешь?

– Мало ли… – пробормотала Джейн. – На свете полно блондинок. Вот Мерлин Монро, например.

– Ты не Мерлин Монро, – покачал головой Шандор.

– Точно подмечено, – она уже чувствовала пяткой порог, еще шаг – и она на велосипеде, а там ищи ветра в поле, а Тоби ее догонит, если жить хочет. Вот она сильно хочет.

– Не убегай, – попросил Шандор. – Не бойся. Я не знаю, почему он так сказал. Подумал, ты должна знать.

– Ага, и что мне с этим делать? – пробурчала Джейн. – Еще больше все запуталось. – Она села на стул, уронила руки. – Может, он меня знает? Твой старик?

– Ты… тоже не помнишь? – с сочувствием понял Шандор.

Девушка помотала головой:

– Только последнюю неделю. Правда, без разрывов, как у тебя. Но все, что раньше, – как отрезало. Слушай!

Она вскинула голову, машинально отметив, что волосы-то совсем высохли. Белые, елки зеленые. Они у нее платиновые, а не белые, редкий цвет!

– А может быть, на нас испытывали какое-нибудь оружие? Такое, психотропное? Может, и нет никакого взрыва атомной станции, а мы кругами по полигону ходим, а они на нас опыты ставят? Как в зоне пятьдесят один?

– Это где такая зона? – удивился Шандор.

– В Америке! Ты что, фильмы не смотрел?

Он пожал плечами:

– Может, и смотрел.

– Или мы вообще лежим сейчас в каких-нибудь капсулах, а в наших мозгах копаются инопланетяне? – предположила Джейн. – Тоже версия… не хуже прочих. Должно же быть хоть какое-то объяснение?

Она жалобно посмотрела на Шандора, но тот лишь вздохнул, расправляя руки на покрывале – которым, кстати, его Джейн и накрыла, еще утром, а он даже не заметил.

– Я знаю еще меньше, чем ты.

– Повезло нам найтись, – вздохнула она. – Значит, надо искать этого старика. Он знает тебя и меня. Как он выглядел?

– Старик, но сильный. В плаще и с посохом.

– Отлично, – после паузы сказала Джейн. – Ищем, короче, Гендальфа, может, он объяснит бедным хоббитам, что происходит. Надеюсь, нам не придется бросать никаких колец в вулканы. Это книжка такая есть… Ай, ладно, проехали! Ты есть хочешь?

– Отчего ты не откроешься этому ребенку, Мирддин? Отчего бродишь вокруг как вспугнутый зверь?

– Потому что я боюсь.

– Боишься? Великий Мирддин ап Моврин, Мерлин – победитель драконов, боится девочки?

– Опасаюсь, Нимуэ. Не девочки – будущего, которое клубится вокруг нее. Первые не видят вероятностей, веера возможностей, которые разворачивает перед ней мир. Я вижу лишь тени, но и они страшат меня. Это бремя не для нее, оно ни для кого. Даже Унгор, который течет сквозь вечность, не ведает своего будущего дальше выбора этой девочки, он прозревает мир лишь до следующего выбора Видящей, но сейчас этот миг близится.

– Кто положил пределы Предку, Мирддин? Такого не может быть. Сила Видящей не может быть больше его силы.

– А кто призвал нас в этот мир, Нимуэ?

– Не знаю… Я была в садах Гесперид, когда до меня дошла весть о том, что в мире появились новые существа, непохожие на всех зверей, что мы видели прежде. Ах, подумала я, что мне за забота. Не страшнее ли панцирных и многозубых гигантов, сотрясавших землю? – спросила я. – Не громадней ли птицы Рух, закрывающей небо крыльями? Не чудовищней ли Левиафана необоримого, змея, бьющегося в вечной схватке с многоруким зверем морей, Кракеном? Нет, отвечали мне, они похожи на двуногих, бродящих по саваннам и лесам той земли, которую вы сейчас называете Африкой, они слабы, и век их скоротечен.

Тогда пусть живут, подумала я, искра жизни должна передаваться от рода к роду, колесо жизни должно вращаться, ибо так хотел Предок. Кто же знал, что ваша искра разгорится так ярко, дети Полудня? Хотела бы я знать: кто ее вложил в вас? Не фоморы ли, чудом дотянувшиеся из своего темного изгнания, заронили свое семя в наши земли? Вы так различны, но схожи в главном – вам всего мало, вы желаете все изменять.

– Говорят, что это Бог…

– От тебя я не ждала таких речей, мой Мирддин! Я знала многих богов и некоторых любила. Но того, кого люди зовут Богом, я никогда не встречала – ни в пределах земных, ни в звездных сферах, ни на Дороге Снов, ни в глубинах Тартара, где носятся вихри неупокоенных людских душ и бестелесных. Должно быть, это оттого, что его нет?

– Бывает, что и то, чего нет, появляется. Я тоже не видел его, но порой ощущал присутствие некоей силы, которую не мог объяснить. Ты знаешь, я видел слишком многое, и иногда люди удивляли даже меня.

– Просто вы живете так мало, что ваш разум не может с этим смириться, – жемчужный смех Нимуэ рассыпается туманами над темной водой. – Вот вы и придумываете всемогущих существ, которые следят за вашей судьбой. Я не говорю о тебе, мой чародей. Каково жить духу, заточенному в столь непрочную оболочку, каково быть смертным, Мирддин?

– Страшно. Удивительно. Непостижимо. Прекрасно, моя фея.

– Ты уйдешь, Мирддин, когда-нибудь и ты уйдешь навсегда в пределы, где я тебя не отыщу. Вот что страшно, чародей, вот что непостижимо. Знаешь ли присказку фейри – она как смертного полюбила? Это значит, сошла с ума. Я сошла, Мирддин.

– Не печалься, Нимуэ, пока я здесь, сейчас, а это значит – всегда. Для людей имеет смысл только сейчас.

– Я так не умею, Мирддин. Научи меня.

– Наверное, для этого тебе нужно стать человеком.

Мэй вошла без стука. Собственно, и стучать было не во что – двери, как и часть стены, испарились во время сражения с СВЛ. Но даже если бы на ее пути было три метра железобетона и броневой стали, она бы все равно вошла без церемоний.

Ее трясло, рука лежала на мече, она встала позади Фреймуса, который сидел в кресле, закрыв лицо руками. Она видела его худую шею, выпирающую из ворота новой рубашки – прежняя одежда его сгорела, когда он… когда…

Мэй закусила губу. Она миньон, она часть его, он ее мастер, он тот, кто призвал ее из тьмы нигредо, кто перековал ее сердце на огне философского камня, – как она может даже допускать тень такой мысли!

Но Зорич… Зорич, Андрей!

Фреймус медленно повернулся в кресле, отнял худые руки от костистого лица. Мэй остолбенела.

В уголках его глаза блестело, переливалось… Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Он плакал?! Господин ее, Фреймус жестокосердный, владыка всех темников?!

– Я не смог удержать его, Мэй, – сказал колдун глухо. – Ты все сама видела. Танец пламени захватил его, и я не смог. Может быть, если бы не нападение Ловцов… Я не все испробовал, Мэй, не все. И потерял его! Одного из вас. Когда я призвал вас, помнишь, что я сказал? Помнишь свое рождение, Мэй?