Марья-Леена Миккола - Анни Маннинен

Но ничего этого Анни не видела, ничего про это не знала. Как только ее оставили в покое, она снова погрузилась в дремотное состояние. Просыпалась она только на миг, запить горячим ягодным морсом лекарство, которое мама совала ей в рот. Потом она снова жила совсем в ином мире, во власти удивительных видений.

И в том ином мире к ней пришла вдруг Муттиска. Она влезла в окно, держа под мышкой корзинку. Муттиска тихо зашептала прямо на ухо Анни:

— Я тут ненадолго уезжала, ездила за лекарствами для тебя. Хах-хах-хей и бутылка рома! Но это совсем не ром, хотя шкипер Муттинен всегда говорил, что ром излечивает от всех болезней, особенно если его хранили сто лет в глиняной бутылке. Нет, у меня совсем иное средство. Ну-ка, ну-ка, что за отраву прописал тебе доктор? Ага-а, вон оно что… Да он, золотко, видишь ли, не понимает, что твой недуг душевного склада. Ну ничего, зато у бабки Муттиски найдутся снадобья на все случаи жизни.

И Муттиска начала растирать грудь Анни какой-то мазью, которая сильно пахла камфарой. Этой же мазью она натерла Анни виски и запястья. И Анни сразу почувствовала, как жар у нее спадает… Она ощутила благодатную прохладу и покой. Растирая Анни, Муттиска спросила у нее:

— Ну, что тебе Природа-Мать сказала?

— Сказала, что не надо приходить к ней за советами, — тихо ответила девочка. — Люди сами должны найти нужные слова.

— Вот оно что… Так, значит, сказала Природа-Мать… Мать всех Матерей, — с грустью в голосе проговорила Муттиска. — Вот как.

— Мне показалось, что наш Лассе стал сразу искать эти слова, — сказала Анни. — А я испытываю сейчас ужасную усталость. Но такую приятную усталость. А что это за мазь, которой ты меня растирала, Муттиска?

— Ну, в ней всего понемножку, — ответила Муттиска. — Красный цветок с Мадагаскара, целебный корешок с Атласских гор да еще много всякого, чего мне Муттинен в свое время советовал добавлять в лечебные снадобья… Так ты говоришь, Лассе начал искать слова. Интересно. В этом что-то есть.

И когда Анни заснула спокойным, свежим сном, Муттиска еще долго сидела в раздумье, уставившись в ночную темноту.

Анни открыла глаза. Дома никого не было. Лассе успел куда-то убежать. «А вдруг уже началась школа?» — подумала Анни. А она лежит себе в постели… Может, ей и в самом деле не придется в этом году открывать школьную дверь? Анни наслаждалась своим состоянием: температуры у нее уже не было, во всем теле ощущалась приятная расслабленность.

— Ку-ку, Анни? — раздалось в дверях, и в комнату вошла мать малыша Таави. Как всегда, она была очень нарядно одета. Подол розового платья был обшит рюшечками, а на груди красовалась маленькая роза. — Твоя мама просила меня посмотреть, как ты тут, моя маленькая больная. Таави без тебя так скучает! А мне-то ты какая подмога. Пока ты катаешь Таави в колясочке, я успеваю сделать уборку. Люблю, когда в доме пахнет свежестью. Но теперь у тебя начнется школа, и ты не сможешь так часто вывозить Таави на прогулку…

— Я не пойду в школу вообще, — сказала Анни и сладко потянулась.

— Глупости! Все должны ходить в школу. У нас в стране обязательное школьное обучение, — сказала мать Таави. — А как ты себя чувствуешь?

— Очень хорошо, — ответила Анни и улыбнулась.

— Ну и прекрасно. Значит, ничего серьезного, — сказала мать Таави. — А может, тебя просто пчела ужалила? Твоя мама просила именно меня присмотреть за тобой, потому что другим она не доверяет. Особенно Юлкус… госпоже Юлкунен. Пожалуй, нам надо ее сменить, найти вместо нее другого человека. Госпожа Юлкунен просто не подходит для этой работы. Она так груба с детьми.

— Как это сменить? — удивленно спросила Анни. — Ведь владелец дома специально нанял ее, чтобы следить за нами.

— О-ля-ля, ее можно сменить, если все захотят, — беззаботно ответила мать Таави. — Мне лично она порядком надоела, и моему мужу тоже. Госпожа Юлкунен постоянно жалуется, что наш Таави сидит на горшочке на лестничной площадке. Будто это кому-то мешает… Ну, так я пойду, тем более что ты хорошо себя чувствуешь. Вечерком я снова загляну к тебе. Не посмела взять с собой Таави, думала, может, у тебя что нибудь заразное…

И с этими словами мать Таави величественно выплыла из комнаты, вся розовая и благоухающая. В дверях она обернулась и кокетливо помахала Анни рукой. Звонко щелкнул дверной замок. И Анни вдруг подумала: «А что, если у меня была бы такая мама, которая говорила бы без умолку и только бы и знала, что прибираться да одеваться со всякими рюшечками и розами? Пожалуй, это было бы очень надоедливо». И почему-то именно теперь, когда она была одна и могла вот так поваляться в постели и спокойно подумать, Анни вдруг каждой клеточкой своего существа ощутила, как сильно она любит свою маму. И до чего же красивая у нее мама: голубые глаза и светлые, слегка вьющиеся волосы… И не беда, что от мамы не всегда пахнет духами, и ничего, что порой она жалуется на усталость, на головную боль и что у нее вокруг глаз разбегаются мелкие, тоненькие морщинки… Все равно она самая хорошая и самая красивая на свете!

Анни растрогалась от переполнявшего ее чувства, но тут ее внезапно омрачила другая мысль: когда же все-таки вернется отец! В том, что он обязательно вернется, она не сомневалась и ни капельки не верила подлым намекам Кайи Куккалы. И Анни представила себе, как все они сидят за их столом, покрытым клеенкой, и отец смотрит на нее и говорит: «Ну, что скажешь, Анни?..»

Тут Анни снова погрузилась в сон и проснулась оттого, что Лассе тряс ее за плечо. В руках у него была тарелка с мясным бульоном. Анни вдруг почувствовала дикий голод.

— Я уже совсем здорова. — сказала Анни. — Так что не надо за мной ухаживать.

— Вот и хорошо, — сказал Лассе. — Сможешь начать вовремя школу, не придется пропускать.

Но почему-то в этот самый момент Анни опять показалось, что она еще очень слаба. Помешивая ложкой бульон, она проговорила слабым голосом:

— Ой, меня все-таки еще кружит… Пожалуй, я в школу пока не пойду. А когда совсем поправлюсь, устроюсь на работу…

Лассе посмотрел сестренке прямо в глаза и сказал: