Никольская Олеговна - Про Бабаку Косточкину-2

— У кого — у них? — не понял Человек-Кактус.

— Что, простите? — не понял я.

— У кого з-заговор?

— Да у них, у всех! У моих соседей несчастных! В таких жутких условиях мне до конца моих дней Фомы Фомича не найти!

Я вдруг почувствовал, что на мое лицо накатывают слезы. То есть натурально накатывают! Как на берег волны: одна, вторая… четвертая… седьмая… девятая…

Я сам не понял, как разревелся. Просто как девочка расхныкался, да еще и захлюпал носом. Ужас. Мне стало очень неудобно перед Человеком-Кактусом, таким интеллигентным.

Но ничего поделать со своим организмом я уже не мог. Я ревел, припоминая все обиды, горести, недопонимания близких и удары судьбы.

И что я за мальчик такой невезучий! Ну почему, почему, скажите мне, все это, вся эта белиберда и абракадабра свалилась мне на голову? И не когда-нибудь там после дождичка в четверг, а именно сейчас, когда я совсем один! Как перст! Без Бабаки, без мамы, без папы, в конце концов!

Ведь мне даже за помощью обратиться не к кому! Не к кому за утешением сходить!

Бедный я, бедный! Несчастный я, разнесчастный! Ой-ей-ей-ей-ей!..

— Ничего-ничего, в-все образуется, — меня что-то кольнуло в затылок.

Я очнулся и сразу обратил внимание на то, что сижу на кактусе и плачу ему в жилетку.

Мне стало неловко. Извинившись, я слез с него и высморкался. Как ни странно, это помогло.

— З-знаешь, чем люди отличаются от кактусов? — спросил Человек-Кактус.

— Иголками?

Человек-Кактус улыбнулся:

— К-кактусы живут в пустыне, и им хорошо. А людям в пустоте п-плохо. Людям, чтобы было хорошо, нужны другие люди.

Я подумал, что он, наверное, в чем-то прав. Мне вдруг ужасно захотелось сделать ему что-нибудь приятное, и я рассказал ему стихотворение:

Выслушав меня, Человек-Кактус кивнул:

— Кактусы живут в одиночестве. Мы редко в-видимся, и то лишь издали, — он махнул рукой на другой кактус, растущий на соседнем бархане. — Зато мы очень хорошо друг друга с-слышим.

— Слышите? — удивился я.

— Да. Мы ведь тоже иногда д-друг с другом говорим.

— О чем?

— О р-разном. Куда движется песчаная буря, например, или караван… Люди, наоборот, много говорят, но редко слышат друг друга. П-поэтому даже в самом огромном городе есть люди, гораздо более одинокие, чем кактусы в пустыне.

— И что теперь делать? — я не совсем понимал, куда он клонит.

— Надо учиться слышать. Иногда за одними словами, знакомыми и привычными, скрываются совершенно другие, сказать которые трудно. Услышать их т-тоже очень трудно, особенно если говоришь с самыми близкими.

«А ведь он прав, — снова подумал я. — Возьмем меня, например, и Вальку Амфитеатрова, моего лучшего друга. Мы с ним однажды целый месяц не разговаривали. Целый месяц моей собственной жизни без Вальки, ну куда это? А все потому, что я его неправильно тогда услышал. Я в тот раз получил пятерку по русишу, за контрошу — сам не ожидал. А он — тройбан. И Валька мне сказал: „Молодчина ты, Котька!“ А мне „дурачина“ послышался. Думал, что он это от зависти, а он просто был за меня рад».

— …п-понимаем людей, зверей, птиц, голос ветра, деревьев… — тихо говорил Человек-Кактус.

— Неужели и деревья разговаривают?

— А как же? Вон, видишь, куст на пригорке? Знаешь, о чем он сейчас мечтает?

— О чем? расцветет какими-нибудь розовыми цветами. Или фиолетовыми. А эта птица, — Человек-Кактус указал на невзрачную серенькую птичку, которая скакала по бархану и клевала сахар. — Она думает о том, как хорошо было бы свить гнездо в цветущем кусте и высидеть в нем троих птенцов: двух девочек и мальчика.

— А я?

— Т-ты?

— О чем мечтаю я?

— О том же, о чем мечтают куст и птица.

- То есть, как?

— О счастье, — Человек-Кактус опять улыбнулся. — Когда ты найдешь хомяка и вернешься домой, ты будешь счастлив. Но недолго.

— Почему недолго?

— У людей не бывает долгого счастья — так уж они устроены. Даже самые прекрасные воздушные замки им надоедают, если в них ничего не менять.

Я не очень понимал его, этого Человека-Кактуса. Точнее, не очень понимал то, о чем он говорит. Зато я это чувствовал, чувствовал каким-то нутром. Так иногда со мной бывает. Особенно после того, как он прочитал свое стихотворение:

— А можно мне попробовать? — спросил я. — Ну… послушать… вернее, услышать других?

— Не можно, а нужно, — сказал Человек-Кактус. — Но сейчас тебе нужно спешить, — он поднялся с бархана и стряхнул с брюк сахарную пыль.

— А как это сделать? — не отставал я.

— Вспомни всех, с кем тебе довелось говорить. Вспомни слова. Возможно, ты просто неправильно их услышал.

Стоп!

Стоп, стоп и еще раз стоп! Я понял, что выдохся. Я уже ничего не соображал, и мне нужна была передышка. А также требовался перекус.

Хорошо бы сейчас чашку горячего шоколада и пончик, — подумал я, разглядывая луну в подъездном окне. — С другой стороны, на ночь есть вредно.

Только я так подумал, как стенка между первым и вторым этажами треснула, раскололась надвое и ее половинки разъехались в разные стороны.