Никольская Олеговна - Про Бабаку Косточкину-2

На сей раз вот так:

Когда я очнулся, то был уже связан. Что ж, я привыкший.

Я мысленно прикинул, итак: за этот сумасшедший вечер меня связывали уже во второй раз. А сознание я теряю — в третий. Значит, если так пойдет и дальше, сознание может потеряться бесповоротно и окончательно.

И что тогда? Как же я тогда буду жить без сознания? Ну уж нет, спасибочки! Без сознания я жить не согласен. Без сознания я буду, как какой-нибудь баклажан на грядке. Тебя поливают — ты расти. Ты вырос — тебя съели. Впредь надо быть аккуратнее.

Я огляделся, но ничего не увидел. В помещении было темно.

Я попробовал пошевелиться, и у меня получилось. Головорезы недооценили меня — связали не очень крепко. Мне удалось высвободить правую руку и почесаться. У меня ужасно чесался нос.

Начесавшись, я стал прикидывать, как лучше быть. Зайцевы сказали, что Фома у них, а значит…

В уголке кто-то чихнул.

— Будьте здоровы! — сказал я автоматически.

Полутона этого чиха мне показались немного знакомыми…

— Спасибо, — поблагодарили из уголка голосом Фомы Фомича.

Я был потрясен!

— Фома Фомич? Это ты? — девчачьим от волнения голосом спросил я.

— Да, ты, — ответил Фома.

Теперь я был уверен на все сто, что это мой Фома Фомич! Мой дорогой пушистый хомяк! Это был его голос, меня не проведешь! Только чуточку охрипший — наверное, он простыл у этих дурацких Зайцевых!

— Фома, наконец-то я тебя нашел! — закричал я шепотом, порываясь встать, но упал.

Я упал и пополз. Я полз по шмякающему полу, устланному гнилыми банановыми шкурками, навстречу моему хомяку и спасителю.

— Осторожно, тут Зайцевы кругом, — предупредил Фома Фомич, и мне стало ясно, что я ему не безразличен.

Я дополз до уголка и стал шарить по нему свободной рукой:

— Где ты? Я тебя не нащупываю.

— Да тут ты, тут, — раздраженно сказал Фома. — Сядь и успокойся. Зайцевы тебя покалечили?

— Вроде бы нет, — я прислушался к своему телу.

Все в порядке. — А тебя?!

— И тебя нет. Зато ты простыл, пока тут сижу. Как бы двухсторонний бронхит не заработать, — он тихо покашлял.

— Фома, прости меня за колесо, — сказал я. — Я как лучше хотел. Я же не знал, что оно Колесо этого… Пространства и Времени…

— Не знал он! — фыркнул хомяк. — В следующий раз не надо лезть, куда не надо. Ты, кстати, как тебя нашел?

— В смысле, ТЕБЯ? — переспросил я. — Я на запах шел, за зайчиками. Чисто интуитивно. А как к Зайцевым угодил, так сразу все понял. Мне все кругом твердили, что ты сбежал. Но я не верил. Ведь ты не мог! Это же Зайцевы тебя, да? Похитили?

— Похитили, похитили, если тебе так больше нравится. Только от этого не легче.

— Это точно… — я вздохнул. — Домой так хочется! Морковка сказала, что ты знаешь, как домой вернуться…

— Ты?! Ну, это враки! — воскликнул Фома. — Ничего ты не знаю!

— Погоди, я что-то не пойму. Почему ты себя на ты называешь? — у меня внутри шевельнулась нехорошая иголочка.

— И ничего ты не называю! — крикнул Фома уже не так натурально.

Что-то мне все это не нравилось.

— Фома, давай начистоту. Тебе известно, как мы можем попасть домой?

— В каком смысле? Мы и так дома.

Я лично никуда попадать не намерен. Мне и тут хорошо.

Я судорожно зашарил рукой по стенке. Она была холодная и шершавая.

— Ты что делаешь? — насторожился Фома. Или это был не Фома? Я уже не знал.

— Выключатель ищу.

— Зачем?

— Тебе в глаза хочу посмотреть.

Я соскучился.

— Не смей! — взвизгнул Фома. — Сейчас Зайцевы проснутся, резать нас придут!

— Ничего-ничего, — сказал я, нашаривая какую-то пимпочку.

Вспыхнул свет.

Это был все-таки он.

Мой маленький, осунувшийся, бедный хомячонок. Он смотрел на меня с испугом и антипатией.

Я бросился к нему (вернее, пополз), но вдруг воткнулся лбом во что-то твердое.

Зеркало!

Я огляделся по сторонам, Фомы Фомича в комнате не было.

Он был только в зеркале!

Какой кошмар! Я только что разговаривал с отражением! Теперь понятно, почему он с собою на ты.

Зазеркальный Фома был, казалось, смущен.

После неловкой паузы я спросил:

— А где Фома Фомич? Всамделишный, Флорентийский?

— Не знаю ты, — вздохнул хомяк в зеркале. — Ты ведь только его отражение, он тебе не докладывается. Пока Фома у Зайцевых в плену был, ты тут отражался. Потом он сбежал, а ты так и остался тут. У тебя в голове только его воспоминания. А что там с ним сейчас делается, ты понятия не имею.

Я понял, что дальнейшие разговоры с этим самозванцем ни к чему не приведут. Надо было поскорей выбираться отсюда. Рассчитывать приходилось только на себя.

Я подполз к двери и прислушался. Из коридора доносился тройной храп. Значит, просочиться обратно через скважину не получится — проснутся Зайцевы и зарежут. Положение было безвыходное. И тут у меня в кармане зазвонил телефон.

Я даже вздрогнул от неожиданности.

Я совсем про него забыл! Вернее, про нее — телефонную будку, которую мне дала Морковка.

Я сунул руку в карман, схватил будку и приложил ее к уху.

— Алло! — гаркнул я.

Но телефон продолжал звонить. Громко и настойчиво, как трубящий в предчувствии гибели слонопотам.

— Трубку подними, — посоветовал самозванец. Все-таки он был не безнадежен.

Я с трудом снял миниатюрную трубку с рычага:

— Алло! Я вас слушаю!

— Привет, — сказал принцесса Морковка будничным тоном. — Ты куда пропал? Чего не звонишь? Мы по тебе соскучились.

— Кто это — мы? — приятно удивился я.

— Ну, мы — Ее Высочество Принцесса Морковляндская.

— А-а-а…

— Шучу. Я принцесса скромная, в единственном числе себя вполне устраиваю. Мы — это Кофейник, чашки, Мерзавчики — братья мои горемычные, ну и я. У тебя там все в порядке?

— Не все.

— Что случилось?

— Я сейчас не могу долго разговаривать.