Никольская Олеговна - Про Бабаку Косточкину-2

— О, бок! — подхватил я слабым голосом. — Красивый с пятнышком бок!

— Молодец! — похвалил меня Хавроний и запел дальше:

— Господин? — пропел я смелее. — Велел называть «господин»!

В этот момент в комнате появился незнакомец в килте (это такая шотландская юбка, ее носят мужчины) и с волынкой. Волынка гармонично влилась в наш с Хавронием дуэт.

Вслед за незнакомцем с волынкой в комнату вошел незнакомец с крошечной гармошкой и тоже, не говоря ни слова, присоединился к нам.

— Не раз! — воодушевленно пел я. — Стихи ей читал не раз!

Тут в комнату вошел третий незнакомец с гавайской гитарой в перепончатых лапах. Он вдарил по струнам.

— Морковь! — все больше распалялся я. — Иди-ка, пожуй морковь!

Тем временем к нам присоединились еще двое — с маракасами и треугольником.

— Контракт?! — уже орал я во все горло. — Могу предложить контракт!

Оркестр из незнакомцев тоже был в ударе. Каждый на свой лад, но в целом выходило красиво.

— Счастливый настал конец! — задыхаясь, допел я и рухнул на противень.

— Еще не конец! — крикнул мне Хавроний. — Вставай! — и снова запел:

— КРАСИВА БЫЛА ДУША! — в исступлении проорал я и вышвырнул бубен в окошко.

Вышвырнул я его ради красивого финала. Мне это показалось шикарным поступком.

— Спасибо, все свободны, — сказал Хавроний незнакомцам, и те молча удалились.

— Эх, здорово мы сбацали! — сказал я, отдуваясь и потрясая кулаками.

Мне очень понравилось петь и играть на бубне! Всем вместе — с Поросенком и с этими талантливыми трубадурами! Я думал поделиться радостью с Хавронием, но он сказал:

— Я, кажется, ясно выразился: ВСЕ свободны!

— Как? — я был оглушен. — Это вы мне?.. Еще мгновение назад мне казалось, что у нас единение! Что после такого выступления мы начнем гастролировать по городам и весям, все вместе, как настоящий оркестр, будем срывать овации и, может быть, даже аншлаги… Но Хавроний так холоден со мною теперь…

Мне стало немножко обидно. Зачем он тогда про душу пел?

— Значит, моего хомяка у вас не было? — спросил я тоже холодным тоном.

— Значит, не было, — Хавроний уже раскуривал кальян, давая понять, что прием окончен.

Я хотел сказать ему «до свидания», и еще много всякого я хотел ему сказать. Но не сказал. Я ушел, не прощаясь. Наверное, впервые в жизни я сделал так, и даже чуть-чуть хлопнул дверью. От этого мне сразу стало легче.

В квартире № 17 находился продовольственный склад. Потому что ее снимали азербайджанцы. Они торговали на местном оптовом рынке фруктами. В основном яблоками и бананами. Яблок и бананов было много, и им требовались комфорт и комнатная температура. Поэтому азербайджанцы жили зимой у родственников, а летом у нас во дворе, в палатке. Они разводили костер в песочнице и сушили белье на ветках деревьев. А в квартире жили яблоки и бананы.

Фома Фомич любил фрукты, я это точно знал. Уж если он куда и спрятался, то сюда.

Но как мне попасть в квартиру? В этот фруктовый рай с амбарным замком на двери?

Я пошевелил замок — он был увесистый.

Я поковырял его пальцем, но нет. Даже в Иначе для того, чтобы открыть замок, нужен ключ.

А я надеялся, что, может, не нужен.

Я присел на корточки и заглянул в скважину. В замке было темно и ветрено. Пахло зайчиками. Точно, из скважины сильно сквозило зайчатиной. И вдруг…

Вдруг меня стало засасывать. То есть самым натуральным образом! В замок!