Коллектив авторов - Книга Сказок

– Нет, дорогая, он достался мне почти задаром. Жена прежнего владельца умерла, и он пожелал продать этот дом, чтобы не было лишних напоминаний о ней.

– Бедняжка…

– Папочка, а что это? – Элиза, восседавшая на руках у отца, безуспешно пыталась дотянуться до небольшой шкатулки, покоившейся на каминной полке.

Она была потёртой, будто от частых прикосновений. Краски на крышке выцвели, но всё ещё можно было разобрать ставший блёкло-розовым узор. На боку виднелась небольшая замочная скважина для заводного ключика.

– Не трогай, детка. Это чужая шкатулка. Папочка обещал, что мы не будем трогать её, пока дядя не заберёт.

– Прелестная вещица, – Луиза коснулась крышки, но та не пожелала открываться.

– Наверное, она с каким-то секретом, – предположил Гришейм. – Но видно, что шкатулка очень старая и очень ценная. Пусть стоит – нам она не помешает. А теперь пойдем-ка посмотрим, что у нас наверху.

Луиза улыбнулась, видя, что муж просто светился от счастья. Когда Томас только получил предложение работать в Новом Орлеане, он так переживал из-за вынужденной разлуки с ней и Элизой. Но, к счастью, им удалось довольно быстро скопить нужную сумму, а теперь нашёлся и такой замечательный дом.

Дом действительно был замечательным, изысканный и добротный, он оправдал все самые смелые чаянья, став не только уютным семейным гнёздышком, но и подходящим местом для приёма гостей из общества, в котором они теперь вращались. Целый месяц миссис Гришейм при бесценной помощи Элизы украшала и обустраивала свой новый дом, пока Томас трудился на благо семьи.

И вот наконец повешена последняя картина, пристроена последняя ваза – наступил долгожданный день переезда. Элиза с удовольствием водила отца по особняку, рассказывая, как здорово они с мамой всё обустроили, пока Луиза накрывала праздничный стол.

Как хорошо было наконец иметь собственный дом, а не просто угол! Весело переговариваясь, разрезать ароматный мясной пирог и обсуждать новости, скопившиеся за день, а когда настанет ночь, разжечь большой камин и сидеть на диване, наблюдая пляску языков пламени.

Элиза засыпала, прижавшись к матери, убаюканная мерцанием огня и голосом Луизы. Гришейм сидел в кресле и курил трубку, с улыбкой поглядывая на них, и тоже слушал сказку.

– И тогда откуда-то из-под потолка послышалась чудеснейшая мелодия из всех, что когда-либо слышала Лотти…

В этот миг раздался мягкий перезвон колокольчиков. Элиза распахнула глаза и увидела, что шкатулка на каминной полке раскрылась, наигрывая незнакомый усыпляющий мотив. Но вместо красивой балерины в коробочке оказалась лишь грубоватая деревянная фигурка, будто мастер не успел закончить работу.

– Томас, что это?

– Наверное, завод не кончился, – Гришейм встал с кресла и разглядывал незаконченную балерину, стараясь не прикасаться к ней. – Пусть танцует, – пожал плечами он.

С этого дня шкатулка открывалась и играла каждый вечер, когда в доме не оставалось никого, кроме Гришеймов. Маленькие колокольчики звенели, наполняя гостиную простой ненавязчивой мелодией. Но каждый вечер мелодия была иной, будто невидимый настройщик ежедневно вкладывал в неё новую и снова и снова заводил пружину.

Элиза могла подолгу тихо сидеть перед камином и слушать, не сводя глаз с кружащейся балерины, а потом спала всю ночь без сновидений. Бывало, днём она подходила к матери и просила открыть шкатулку, чтобы «маленькая девочка в розовом платьице станцевала». Тогда Луиза говорила, что нельзя – это чужая вещь, а Элиза принималась плакать, пока, вздохнув, мать не пыталась осторожно открыть шкатулку, но каждый раз ничего не выходило. Мистер Гришейм добродушно посмеивался над причудой дочки:

– С такой вещицей никакая няня не нужна.

Однако гувернантку всё-таки пришлось нанять: Томас стал очень занят на работе, миссис Гришейм всё чаще приглашали в салон леди Ольги, а отказываться было неудобно и крайне невежливо. Няню нашли быстро: оплату предложили неплохую, да и ребёнок покладистый. Гувернантка не могла нарадоваться на спокойную девочку, которой и нужно-то было только, чтобы играла музыкальная шкатулка.

Однажды, когда няня уснула, Элиза подвинула стул и влезла на него, дотянувшись до каминной полки. Мама много раз говорила, что шкатулка чужая и трогать её нельзя, но дядя всё не приходил за ней. Поэтому же ничего, что Элиза немного посмотрит на балерину? Она же не будет трогать, а только посмотрит.

Наконец, Элиза дождалась: шкатулка открылась и появилась маленькая балерина. Девочка не могла не восхищаться тем, как красива танцовщица. Какие у неё чудесные светлые локоны! А глаза? Они будто настоящие! Жаль, что у неё нет ротика. Наверняка он просто очаровательно улыбается.

Вернувшихся с приема Гришеймов на пороге встретила обеспокоенная гувернантка.

– Что случилось, Рошель?

– Малышка… она упала со стула и ударилась.

– Боже! Как это случилось? – Луиза побежала вверх по лестнице, на ходу скидывая с плеч шубку.

– Мадам, я не знаю… – гувернантка чуть не плакала. – Похоже, она полезла за музыкальной шкатулкой.

– За доктором посылали? – Гришейм ринулся следом, пытаясь стряхнуть зацепившееся за ногу пальто.

– Да, он недавно ушёл. Сказал, что всё в порядке, просто несколько синяков и ссадин. И оставил рецепт на мази.

– Будьте повнимательнее, Рошель, – с лёгким упрёком улыбнулся Гришейм. – надеюсь, этого больше не повторится. А теперь идите – на сегодня вы свободны.

Луиза ничего не сказала растерянной няне, она даже не взглянула на неё, опустившись на пол у кроватки Элизы. Девочка была бледна и неподвижна – будто восковая или даже деревянная фигурка. Гришейм подошел к жене и успокаивающе погладил по плечам.

Вдруг до них донёсся перезвон колокольчиков. Он звучал яростно, как церковный набат, пронизывая, казалось, весь дом.

– Томас, выкини эту гадость, – произнесла Луиза.

– Ты о чём, дорогая?

– О шкатулке. Выброси эту дрянь, чтобы ни я, ни Элиза её больше не видели.

– Луиза, но я же обещал мистеру Бравербургу, что шкатулка останется на месте, пока он её не заберёт.

– А я больше не желаю видеть это в своём доме, – женщина вскочила и бросилась вниз.

– Луиза! – Гришейм кинулся за ней.

Она успела первой.

Балерина кружилась по своей сцене, торжествующе улыбаясь алыми губами. Колокольчики продолжали звенеть, но теперь это были куранты, отсчитывающие последние удары.

– Мерзость! – крикнула Луиза, наотмашь сметя шкатулку с каминной полки.

Шкатулка покатилась по полу, жалобно брякнув. Перезвон смолк.

– Милая, успокойся, успокойся, – Гришейм схватил жену в объятия, не давая ей растоптать ненавистную игрушку. – Тихо, тихо, – приговаривал он, целуя дрожащую женщину в лоб и виски.