Евгений Енин - Девочка-мебель

– Ага, эпидемия. Птичий грипп был, свиной был, а это бабочий.

– А что, от птичьего гриппа в птиц превращались?

– Нет. Чихали просто. В том-то и дело. Знаешь…

Янка подошла к ближайшему гамаку и внимательно его рассмотрела. Мальчик, плотно тянутый верёвками, спал так глубоко, что дышал раз в минуту, не чаще.

– Знаешь… Не только гусеницы в такие коконы заворачиваются.

– А кто ещё?

– Ну, то есть, не только сами заворачиваются. Ещё в них заматывают, в коконы.

– Кто заматывает?

Дверь скрипнула, отворяясь.

В дверном проёме стоял кругленький мужчина, в тёмном плаще и шляпе, надвинутой на глаза. Янка пискнула. Фёдор шагнул назад, и замер, наткнувшись на гамак. Мужчина пошарил рукой по стене. Щёлкнул выключатель, Янка с Фёдором зажмурились.

– Здравствуйте, – сказал мужчина.

Открыв глаза, они увидели, как тот, сняв шляпу, вытирает пот со лба. Шляпа скрывала лысину, пухлые щеки и оттопыренные уши.

– Фух. Душно. Здравствуйте, – повторил мужчина.

– Здра-а-а… – замычала Янка.

– Добрый вечер, – неожиданно светским тоном поприветствовал его Фёдор.

– Скорее уж доброй ночи. Следили?

В его вопросе не было никакой враждебности. Только лёгкая усталость.

– Нет, дяденька, что вы, мы ни за кем не следили! – затараторила Янка.

– Ясно. А здесь как оказались?

– Мы, это, мы заблудились, – заговорил Фёдор. – Мы шли-шли, вокруг лес-лес.

Янка пихнула его локтем.

– Ой. Ну, то есть, вокруг дома-дома. Людей никого. Ой. Ну, в общем, ночь уже, а переночевать негде. Вот мы сюда и залезли. Переночевать, – добавил Фёдор после паузы, потому что мужчина молчал.

– Деревенские, что ли? – спросил наконец мужчина.

– Ага, деревенские, – сказал Фёдор чистую правду, по крайней мере, про себя.

– В Москву решили прокатиться?

– Ага, – кивнул Фёдор.

– И родители не знают, где вы?

– Нет, не знают, – с готовностью подтвердил Фёдор.

Янка топнула ему по ноге.

– Ой, нет, знают, знают, конечно, мы им записку оставили: если что ищите нас в Москве, вот в этом доме, который… Который… На улице…

– Ясно, – сказал мужчина, – можешь дальше не врать. Здесь вас искать никто не будет. Что кстати.

Он начал расстёгивать плащ. Янка сжалась и схватила руку Фёдора. Плащ расстёгивался как-то странно. Он расстёгивал его снаружи, от горла, как это обычно делают. А ещё плащ расстёгивался снизу, изнутри. Сам расстёгивался. Вот расстегнулась последняя пуговица, посередине. Под плащом обнаружилось толстое пузо. И три пары рук.

Янка с Фёдором как стояли, взявшись за руки, так и упали в обморок, как деревяшки.

– Ну, ну, давайте, вставайте, хватит валяться.

Голос доходил до Янки глухо, как через вату, но в глазах постепенно светлело. Мужчина стоял над ними, голый по пояс. Верхние руки он сложил на груди, остальные упёр в толстые бока. Янка села, потрясла Фёдора. Тот со стоном открыл глаза и потёр затылок – набил шишку, когда падал в обморок.

– Вставайте, вставайте.

Они поднялись. Не отрывая глаз от рук, которые этот – как же его называть-то? – скрывал на улице под плащом.

– Что, интересно?

Он развёл восемью руками. Янка и Фёдор аж подпрыгнули.

– Понимаю. Знаю, что производит впечатление.

Он сказал это с явной гордостью. Янка с Фёдором молчали. Вопрос, который им хотелось задать, был слишком очевидным.

– Ладно, можете не спрашивать, – махнул он тремя левыми руками. – Знаю, что хотите спросить. Будем знакомы. Хотя и недолго, – хихикнул он. – Я – человек-паук.

Секунду Янка держалась, потом не то что засмеялась, а заржала, как молодая лошадь на зелёном лугу. Человек-паук? Такой? Маленький, лысый, с короткими ручками и жирно блестящим пузом, покрытым редкими волосами? Фёдор, первый день в Москве, не был знаком со светлым образом человека-паука, известным детям по фильмам, мультикам, игрушкам и комиксам. Он решил, что Янка сошла с ума от страха, а потом решил, что это к лучшему, пусть лучше смеётся, чем плачет.

– Ну, знаете! – Человек-паук хмурился, кусал губы, и сжимал и разжимал пальцы восьми рук. – Ну, знаете! Это просто неприлично, в конце концов. Прекратите немедленно! Прекратите сейчас же, я вам говорю!

Янка не могла остановиться. Человек-паук сложил все руки, те, что влезли – на груди, остальные на животе, и отвернулся, как показалось Фёдору, со слезами на глазах.

– Эй, хватит, – подёргал Фёдор Янку, – видишь, он обижается.

– Обижается? – еле-еле успокоилась она. – Он нас съесть хочет, а я не должна его обижать? И не съесть даже! – теперь Янка орала. – Знаешь, что пауки делают? Они внутрь яд впрыскивают, а потом выпивают, когда внутри всё размягчится! Он тебя через трубочку для коктейля выпьет, вставит в попу и выпьет!

– Эй, эй, я бы попросил без таких фантазий! – повернулся к ним человек-паук. – Какая трубочка, какая попа? Не собираюсь я вас выпивать.

– А что ты собираешь сделать, насекомое несчастное! – кричала Янка.

– Ну…

Через полчаса они сидели в бывшей учительской. Человек-паук одновременно наливал всем чай, раскладывал в блюдца печенье и стряхивал со стола крошки.

– Ну и вот, так я приехал из Астрахани, на заработки, – рассказывал он после чаепития. – Я там в совхозе раньше работал, «Красная бахча». А потом он закрылся.

– А вы в этом своём совхозе что, детей ели?

Фёдор сидел, вцепившись в чашку обеими руками. В неё вместо чая легко можно было налить бензин, он бы и не заметил.

– Нет. – Человек-паук оставался грустным. – Мы арбузы выращивали, астраханские. А в Москве я на работу устроиться не смог. Ну и вот…

– Что – вот? – прошептала бледная Янка.

– Вот, – показал куда-то в сторону двумя правыми руками человек-паук. – А что делать?

Он загрустил ещё сильнее.

– Это же наше исконное, человеко-паучье. Ловить, вот, связывать, и… И…

Он никак не мог закончить предложение.

– И есть? – помогла ему Янка.

– Да…

Человек паук расстроился окончательно, и вытирал набежавшие слёзы верхними руками. Фёдор закрыл глаза. Янка напряглась.

– А сколько вы уже… Съели?

– А, – отмахнулся левой второй сверху и правой второй снизу руками человек-паук, – никого я не съел. Я и есть-то людей не умею.

– Ловить, значит, умеете, а кушать разучились? – не поверила Янка.

– Ловить что: сеть сплёл, между деревьями повесил… Мы так рыбу в Волге ловим, сетями. Ну и народные промыслы… Кружева… Макраме… Это мы не разучились. А вот есть… Придётся заново придумывать, как. Рецепты разрабатывать. Пока-то я просто запасался.

– Много запас?

Янку начало потряхивать.

– Ну, тут десять классных комнат, по сорок примерно детишек в каждой…

Человек-паук зашевелил губами, подсчитывая. Видимо, плести сети в деревне под Астраханью учили лучше, чем таблицу умножения. А Янка сидела, вцепившись в стул и дрожала. Она не ожидала такого продолжения разговора. Она думала, человек-паук скажет, что людей он есть не может, и кончится всё тем, что она уговорит его всех выпустить, а деньги зарабатывать плетением кружев. А он, значит, рецепты придумывает. Ничего себе!