Юрий Фадеев - Записки «русского азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России [Издание второе, измененное, добавленное]

Малая Родина… Ее, как и родителей не выбирают. Я родился в Средней Азии на юге Киргизии в небольшом городе Кара-Су. В полной мере проникнуться малой родиной можно лишь в том случае, если там прошла хотя бы часть сознательной жизни - детство и юность. Но малая Родина это не только дань скоротечному детству и юности. Это окружающая природа, люди, условия и образ жизни, все то, что формирует личность человека. Кара-Су оставался моей малой родиной до тех пор, пока не пришлось покинуть Киргизию — замечательный горный край, в одночасье превратившийся в ближнее зарубежье. Теперь, в России, для меня малая родина выросла до масштабов всей Киргизии.

Моё детство прошло в горах Памиро-Алая, на Юге Киргизии и Таласской долине, юность на Тянь-Шане и Иссык-Куле, студенческие годы в городе Алма-Ате бывшей столице Казахстана, зрелые годы в городе Фрунзе бывшей столице Киргизии. Мой отец Фадеев Иван Яковлевич - уроженец Саратовской губернии. Специалист связи: почта, радио, телефон, телеграф были его сферой, и всё это было или в зачаточном, или в недоразвитом состоянии. Поэтому отец, хоть и человек гражданский, находится как на военной службе - работал там, где необходимо. В то время как советская власть создавала киргизам условия для перехода от кочевой к оседлой жизни, многие российские специалисты уподобились «кочевникам» и это видно на примере нашей семьи.

Прежде чем окончить десять классов средней школы мне пришлось поменять пять школ, а отцу, в качестве руководителя, дать толчок в развитии почтовой и радио - телефонной связи в трёх областных центрах: Ош, Талас, Нарын и двух районных: Кара-Су и Араван.

Позже, когда я читал мемуары Станислава Лема «Высокий замок», то по-хорошему завидовал ему. Жил он в красивом старинном польском городе Львове в родительском доме, обросшем временем. У него была деревянная лошадка, а в доме множество книг. Его окружали старинные и современные на тот момент вещи, внутрь которых, ради любопытства, он постоянно пытался заглянуть. Отец водил мальчика по городу богатому готической архитектурой и там был детский театр. Во время прогулок с отцом, в кофейнях и кондитерских Станислав лакомился сладостями. Он рос в мире, который позитивно развивал и формировал его детское сознание, закладывал основы его будущего.

Я был лишен всего этого. Не было у меня родительского дома – жили мы во временных, убогих служебных квартирах, а если что и было, то патефон в память о котором сохранилась пластинка арии Джима из оперетты «Роз Мари», затем появилась радиола «Даугава». Настоящее кофе я вкусил после двадцати лет, хотя в библиотечных книгах у меня недостатка не было.

И всё же, почему пишут автобиографическую повесть или мемуары? Как память о невозвратном времени? В назидание потомству? По настоянию друзей? В моём случае и то и другое. Ведь уже нет и больше никогда не будет государства с названием СССР и республики с названием Киргизская Советская Социалистическая Республика, в которой я родился и жил. Не будет города Фрунзе - столицы республики, других городов и населённых пунктов, созданных руками русских людей с русскими названиями и переименованными ныне, да и свидетелей моего времени становится всё меньше и меньше.

При работе над мемуарами перед автором стоит задача постараться вернуть свою субъективную память издалека с максимальной подробностью, избежав выдумки и лжи. В этой связи хочу привести слова немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии Гюнтера Грасса. В мемуарах «Луковица памяти» он пишет:

« Память, если донимать ее вопросами, уподобляется луковице… Под первой, сухо шуршащей пергаментной кожицей находится следующая, которая, едва отслоившись, открывает влажную третью, под ней, перешептываясь, ждут свой черед четвертая, пятая… И на каждой плёночке проступают давно хранившиеся слова или витиеватые знаки, будто некий тайнописец начертал их тогда, когда луковица еще только нарождалась».

Интересно и то, что события, которые мы считаем важными в своей жизни, вполне возможно не важны для других участников. А для некоторых людей упомянутых в мемуарах, возможно, ты вообще выпал из памяти. И всё же я благодарен судьбе за то, что она позволила мне «с высокой ветки» заглянуть в прошлое и поделиться этим с Вами.

Россия. Таруса. Зимний вечер. Вскрываю бандероль, полученную накануне из Киргизии. В моих руках несколько музыкальных дисков присланных по моей просьбе родственниками из Бишкека. Это киргизские мелодии в исполнении знаменитых акынов - авторов музыкальных произведений и исполнителей в одном лице, - классика жанра и ретро одновременно. Укладываю первый диск на лоток плеера, и он плавно исчезает в чреве музыкального центра, затем удобно усаживаюсь в кресло и окунаюсь в уютный полумрак комнаты. Знакомые мелодии уносят меня на малую родину — туда, где прошло детство, юность и лучшая часть зрелой жизни. Туда, где будучи мальчишкой, я, как и многие мои сверстники, общаясь с киргизскими сверстниками, освоил местный разговорный язык, впитал традиции и духовную культуру этого народа.

Акын мягко перебирает струны комуза — трехструнного щипкового инструмента. В душе возникли чувства несравнимо большие, нежели ностальгия, нахлынуло нечто близкое и родное. Музыкальный центр воспроизводит одну мелодию за другой - мои мысли утекают в прошлое…

Алайская долина — межгорная впадина в пределах Памиро-Алайской горной системы — расположена на высоте 2500 метров над уровнем моря, с суровыми зимами и коротким летом. Там находится Чон - Алайский хребет с одним из двух семитысячников на бывшем пространстве Советского Союза - пик Ленина (7134 м).

Для всякой биографии детство – трогательная, милая и быстротечная пора, и я здесь не исключение. На Алае складывались мои первые осознанные представления об окружающем мире. Этот мир — прежде всего горы. Мы живем в небольшом поселке Дараут-Курган - всего две русские семьи. Где-то неподалёку пограничная застава, ведь через границу и перевалы Памиро-Алайского хребта можно попасть в Китай и Афганистан. Мой отец и его коллега – связисты, они обеспечивают связь этого района с «большой землей», а возможно занимаются и еще чем-то.

Первые осознанные и яркие впечатление моего детства — май 1945 года. Из чёрной тарелки на стене, то есть радио, звучит торжественный голос Левитана, который объявляет об окончании войны и победе Советского Союза над фашистской Германией. Я стою на железной кровати и, держась за спинку, прыгаю и что-то ору от радости! Затем в памяти — импровизированная трибуна на пустыре, красные флаги. Вокруг толпится народ, приглашенный на митинг со всех окрестных кишлаков.