Юрий Фадеев - Записки «русского азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России [Издание второе, измененное, добавленное]

Второй, более прогрессивный метод изготовления самана - это когда замесом заполняли деревянные формы с ячейками размером с крупный нестандартный кирпич. Форму, чаще из двух ячеек, волоком оттаскивали на ровную площадку, опрокидывали и оставляли сушиться на солнце. Из такого кирпича-сырца можно было выложить уже вполне добротные стены.

Вспоминаю, сколько восторга вызывали у нас – детишек, краснозвездные самолеты, которые иногда пролетали над Дараут-Курганом. Они, казалось, не летели, а медленно плыли в небе. Куда пилоты держали курс? Кто знает, возможно, в одном из самолётов находился И.В.Сталин по пути в Тегеран. Мы прыгали от радости и орали хором: « Самолет, самолет, ты возьми меня в полет!».

Однажды, на пути к пограничной заставе, несколько необыкновенных машин сделали остановку в нашем поселке. Люди столпились вокруг автомобилей, и повсюду слышалось восторженное: «Студебеккеры… Американские…» Грузовики, окрашенные в темно-зеленый цвет, поражали размерами и мощью. Нам, детям, позволили посидеть в кузове, где все было удивительным — высокие деревянные борта, скамейки вдоль них… До сих пор, оторванные от «большой земли», мы видели лишь гужевой транспорт и редкие «полуторки».

Да что там автомобиль, для ребенка даже на телегу залезть - и то большое событие. Однажды всей нашей детской ораве позволили покататься на арбе — телеге с высокими бортами для перевозки сена и соломы... Арба была запряжена парой лошадей, на дно, для мягкости, была постелена солома. Молодой киргиз решил прокатить нас с ветерком. Радости было много! На обратном пути, на уклоне и крутом повороте при съезде с дороги во двор - арба перевернулась. Нас потащило под арбой. Мы дружно взвыли от страха, но, к счастью, возница ловко спрыгнул с арбы и быстро остановил лошадей. Мы отделались царапинами и небольшими ушибами. До свадьбы заживет!

Иногда к нам в гости, в сопровождении кавалеристов, заезжал командир заставы, как в песне - «на горячем боевом коне ». Не спешиваясь, он выбирал момент, подхватывал меня подмышки и сажал впереди себя, а затем, удерживая коня, рвавшегося пуститься вскачь, катал по двору. Зимой единственным нашим развлечением были санки, благо горки любой крутизны были рядом. Полозья моих санок отец сделал из длинных ножек сломанного венского стула. Я сразу стал чемпионом — мои санки катились дальше других.

Детская память надолго сохранила необыкновенные голубые цветы, которые росли во мху в пойме реки Кызыл-су. Как оказалось позднее, это были дикие гиацинты. С ними, незабываемыми, судьба свела меня через тридцать с лишним лет в ущелье Чон-Урюкты на Иссык-Куле, в пойме небольшого горного ручья. Я сразу узнал старых знакомых, встал на колени и с волнением вдыхал аромат далекого детства.

Мне шестой год и мы переезжаем. Для меня это начало нашей кочевой жизни. Вещами мы не были обременены. Чтобы спуститься из высокогорной Алайской долины в Ферганскую, достаточно было проехать около 300 километров на «полуторке» — день езды. В Ферганской долине было два областных центра — Ош и Джалал-Абад. Зимы, как таковой, здесь не бывает. Если иногда и выпадал мягкий пушистый снег — он быстро таял. Лето жаркое, но жара не столь изнурительна, как в Туркмении, и особенно в Каршинской степи Узбекистана, куда меня в семидесятых годах на неделю занесло в командировку (+48 градусов в тени - это хуже, чем минус 50 на Севере, где мне довелось поработать).

Итак, мы выехали из Дараут-Кургана утром, а уже вечером были в районном центре - городе Кара-Су Ошской области. Оказалось, что здесь я родился, а затем, младенцем, с родителями попал на Алай. Буквальный перевод названия Кара-Су — «Черная Вода». На самом деле вода в реке не черная, а мутная, поскольку протекала между отвесными глинистыми берегами. Формально река являлась естественной границей между Узбекистаном и Киргизией, где находился общий базар. Традиционно, в выходной день все горожане устремлялись туда. Базар создавал неимоверную толчею, а с другой стороны приподнятое, даже праздничное настроение. Гремела музыка, девушки и женщины украшали голову красивыми тюбетейками и надевали разноцветные шелковые платья, мальчишки показывали свою храбрость и ныряли с высокого парапета моста в реку. На узбекском берегу, рядом с чайханой, под воздействием течения воды медленно крутился чигирь - огромное, как у старых пароходов колесо с парой цилиндрических кружек, закреплённых на каждой лопасти. Чигирь, зачёрпывая воду, переливал её в желоб и отводил воду в бассейн и далее по арыку на полив. Позднее реку одели в бетон, а с развалом Союза, граница между Киргизией и Узбекистаном оказалась «на замке». Берега реки ограждены колючей проволокой и охраняются пограничниками.

В мои годы основными жителями Ферганской долины юга Киргизии были узбеки и русские. Киргизы жили на Алае и в предгорной зоне. Для узбекского населения в радиовещательной сетке киргизского радио предусматривалась радиотрансляция из Ташкента — в основном сводки новостей и музыкальные передачи.

В Кара-Су я впервые увидел железную дорогу и паровоз — могучий механизм, под которым дрожала земля. Паровоз исторгал клубы пара и дыма, пронзительно свистел. Из кабины, как всегда, выглядывал чумазый машинист в форменной фуражке. Всё было необыкновенно и здорово! Сейчас железная дорога Карасу - Ташкент перекрыта из-за недоброжелательства между бывшими двумя «братскими» советскими республиками.

А тогда, каждый день, к почтовому вагону поезда направлялась подвода, запряженная лошадью. Добрый пожилой узбек — «водитель кобылы» — часто брал меня с собой. Однажды, во дворе почты, где мы жили, лошадка стояла у коновязи и мирно жевала сено. Вокруг не было никого, и я решил покататься на ней по двору, хотя до этого никогда не ездил верхом самостоятельно. Я влез на коновязь, устройство сходное с гимнастическим бревном, отвязал лошадь и взобрался на нее. Почувствовав свободу, кобылка пошла со двора, не обращая внимания на жалкие потуги пятилетнего мальчишки управлять ею. Стало понятно - события развиваются не по сценарию, но спрыгнуть на ходу было боязно. В итоге лошадь привезла меня к дому, где жил ее хозяин и только там я спустился с неё и дал дёру.

В конце XIX века, с ростом добычи угля в Южной Киргизии, в Сулюкту и Кызыл-Кия из Поволжья переселилась большая диаспора рабочих-татар. Начиная с 1937 года и позже, в Средней Азии и в Киргизии стали появляться депортированные корейцы, немцы, крымские татары, турки-месхетинцы, выходцы Северного Кавказа – чеченцы и балкарцы. Неподалеку, в таких же кибитках как наша, компактно проживала чеченская диаспора. В КараСу чеченцы попали в 1944 году в результате известных событий сталинской депортации. Всем было трудно в те годы, но вдвойне тяжело — тем, кто оказался на чужбине. Поэтому чеченцы выживали, как могли, правдами и неправдами, к тому же, им помогала сплоченность.