Юрий Фадеев - Записки «русского азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России [Издание второе, измененное, добавленное]

Современные дети и родители понятия не имеют, что такое «цыпки». Цыпки - следствие нашего «босоногого детства», когда подъём ног покрывался тёмной, шершавой коркой с мелкими трещинами. Вечером, не вымыв ноги, ты норовишь юркнуть в постель, но родителей не проведёшь – таз с тёплой водой уже наготове. Во время мытья начиналась пытка. Вода, попадая в трещины на коже, вызывала острую боль, заставляя скулить, как щенка на привязи. Кожу, смазывали какой- то мазью, но она мало помогала - завтра с утра снова жаркое солнце, дорожная пыль, речка.

В памяти моя учительница. Когда я слышу «Школьный вальс» Исаака Дунаевского, со словами «учительница первая моя», то всегда с благодарностью вспоминаю ее. Жаль, что не помню её имени - отчества. Она возилась с нами как наседка с цыплятами. Два года учебы в Араване и ее стараниями — две фотографии нашего класса. В то время организовать съемку, да еще на природе, было не так просто. Достаточно сказать, что следующее мое коллективное школьное фото — выпускной десятый класс.

При всей благодатности природы приферганья фруктов вдоволь не было и здесь. Почти вся пахотная земля уходила под хлопок, поэтому арбузы, дыни, виноград, персики, абрикосы, гранаты, инжир, миндаль, курага, изюм, орехи были дорогими.

В Центральной России, в то время, особенно в провинции, о них и вовсе имели смутное представление. А ведь при разумной политике не только жителей Средней Азии, но и всю страну можно было снабжать не только хлопком, но и южными фруктами.

Мы, мальчишки, добывали лакомства сами — лазили по садам за виноградом, абрикосами, персиками. Кое-где ветви с созревшими персиками или абрикосами свисали из-за дувалов на улицу, у нас они считались ничейными. Что касается урюка, то здесь не было проблем, он рос повсюду, как и тутовник с алычой. Плоды тутовника были трех-четырех сантиметров длиной и в диаметре до сантиметра. Белый тутовник был сладким на вкус, малиновый — кисло-сладким. Перезревая, плоды в изобилии осыпались на землю. Но мы «аристократически» лакомились ими, сидя на дереве. Выше по течению реки, на другом берегу, случайно, но весьма кстати, нами была обнаружена плантация гранатов. Самыми труднодоступными для нас были грецкие орехи. Деревья, как правило, были огромными и развесистыми — «видит око, да зуб неймёт!».

По каким-то причинам у нас в детстве не были в чести воробьи, и мы частенько разоряли их гнезда. Мы их называли «жидами». Слово «жид» для нас, мальчишек не носило Гоголевского смысла. Оно имело два значения – воробьи, а во-вторых, этим словом обзывали жадных людей: «жид – за копеечку дрожит!».

Однажды на спор с мальчишками я полез на высокий пирамидальный тополь за воробьиными яйцами. Гнездо было на вершине в развилке тонкого хрупкого ствола. Рискуя жизнью, достал из гнезда необходимые доказательства - яйца. Для сохранности и доказательства мы клали их в рот. Смутно помню, как спустился на землю - от напряжения дрожали руки и ноги. Это первый, но не единственный опасный случай, который утвердил меня во мнении, что у каждого человека есть свой Святой Ангел – хранитель посланный Богом, до поры до времени спасающий нашу жизнь.

В моей жизни было несколько очевидных случаев. Привожу один из них: в тридцать пять лет у меня был хронический аппендицит, с которым, по мнению врачей, можно мириться неопределённо долго. Однажды в горах Тянь-Шаня меня скрутил жестокий приступ, от которого я страдал трое суток вдали от цивилизации но, слава Богу, всё обошлось. Второй раз, во время острого гнойного воспаления аппендикса приступ наступил в Москве утром, когда я собирался на работу. В тяжелом состоянии «скорая» доставила меня прямо на операционный стол. А ведь и в Москве моя работа была связана с командировками. И, конечно, множество раз Ангел – хранитель спасал меня за рулём автомобиля.

Почему все же происходит трагический сбой? Думаю, виноваты мы сами — не умеем слушать внутренний голос, не можем вовремя остановиться, неоправданно суетимся и рискуем. Поэтому, прежде всего, раньше времени уходят из жизни наши безвольные временные попутчики, проживающие мёртвую жизнь или живую смерть – наркоманы, алкоголики, а так же те, кто склонен к суициду. А ведь наша жизнь на фоне вечности подобна фотовспышке - зачем же её укорачивать.

Детское воспоминание хранит в памяти, как в араванском Доме культуры отмечали Международный день 8 Марта. Колхозницы - передовые сборщицы хлопка, одна за другой поднимались на сцену, принимали поздравления и со счастливыми лицами спускались в зал с отрезами материи и почетными грамотами.

Кстати о 8-м марта. Гендерные, в том числе женские праздники существуют во всех мировых культурах. Но этот праздник, инициированный Кларой Цеткин и навязанный СССР и России, у меня рано стал вызывать сомнение, поскольку он не имеет никакого отношения к русской культуре и Православным обычаям. То ли это праздник революционных валькирий, то ли приурочен к Пуриму – одному из главных иудейских праздников. Впрочем, такими же смысловыми изъянами страдали праздники: 23 февраля и 1 мая.

В третьем классе нас впервые вывели на ознакомительный сбор хлопка. Там же, впервые я был свидетелем козлодрания — древней конной игры кочевников «Улак тартыш». Проходила эта народная забава так: собиралось неограниченное число конных всадников. На землю клали тушу телёнка или козлёнка, затем по сигналу каждый старался поднять тушу и прорваться с ней в определенное место. При этом все стремились отобрать тушу друг у друга и не допустить всадника с тушей к обусловленному месту. Туша падала на землю, но поднять её разрешалось только, не слезая с коня, в то время как соперники всячески препятствовали этому. Конная толчея, крики, тучи пыли сопровождали эту «корриду». Азарт охватывал всех — и конников и зрителей. Тот, кому удавалось доставить тушу к финишу, становился героем дня. Ему доставались туша и денежное вознаграждение.

У моего дружка мать работала в школе механизаторов по варихой. Пользуясь этим, мы довольно часто катались в кузове полуторки во время обучения курсантов вождению. Вдобавок нам всегда была гарантирована тарелка затирухи, по-узбекски «атала». Затируха — это еда трудного времени, заменитель макарон и крупы. Готовили ее из муки, превращая тесто в небольшие катышки, из которых варили кашу. На молоке и со сливочным маслом она была бы возможно неплоха, но в то время в нее добавляли в лучшем случае хлопковое масло. Каждый день, в обед, слышался удар железяки о подвешенный кусок рельса: узбеки курсанты, молодые и голодные, приглашались на «фирменное блюдо». Тут и там слышались веселые ироничные возгласы, приглашающие на неизменную затируху: «Аталагя юр! Аталагя юр!».