Иосиф Курлат - Золотая рыбка

Аккуратный —
В одиннадцать
Ляжет в кровать,
И ни слова уже
До утра не слыхать.

Ни о чём не поспорит
Ни с кем ни за что,
Не приходит к соседу
Шумливый никто.

Разобраться,
Так он —
Человек ничего...
Но у нас почему-то
Не любят его.

Может, в этом повинен
Газетный портрет.
На котором смеётся
Наш бывший сосед?

Он стоит у печи,
Весь в зарницах огня,
И с улыбкой задорной
Глядит на меня.

Словно он задаёт мне
С портрета вопрос:
«Как, товарищ, дела?
Что повесил ты нос?»

Я к стене приколю
Из газеты портрет —
Был хорошим соседом
Наш бывший сосед.
Пусть вернётся он к нам.
Пусть не спит он ночей —
Стало скучно у нас
Без сверхмощных печей.

В редакции дали
Заданье поэту:
Стихи написать
О герое в газету.

— Найдите его
В комбинате
«Химстрой».
Но чтоб обязательно
Был он герой!

Стихи сочинять
По заданию сложно.
Но просит газета —
Попробовать можно.
— Согласен,— подумав,
Ответил поэт
И утром на стройку
Помчался чуть свет.

Работала там
На укладке бетона
Бригада одна —
Коваленко Платона,
В работе всегда
Задаёт она тон:
Конечно, герой
Коваленко Платон!

Отправив в траншею
Бетона лавину,
Платон разогнул
Богатырскую спину
И робко сказал:
— Крановщик Пастухов
Скорей подойдёт вам
Для ваших стихов...

В дорогу поэт
Отправляется снова.
Туда, где виднеется
Кран Пастухова:
Ударник труда.
Коммунист молодой.
Наверное, он
Из героев герой!

Но нехотя кран
Пастухов выключает.
Он с явным смущеньем
Поэта встречает:
— Поверьте, вам нужен
Другой человек —
Высотный монтажник
Григорий Нарбек.

У неба.
Почти неприметные
Глазу,
Качаются
В люльках своих
Верхолазы.
По шатким ступеням,
Держась за скобу.
Взобрался поэт
Наконец на трубу.

Отвага нужна.
Покоряя высоты.
Монтировать в небе
Кирпичные соты.
Но слышит и здесь
От Нарбека поэт:
— Героев у нас,
К сожалению, нет...

Позавтракав плотно
И силы утроив,
Поэт на площадках
Всё ищет героев,
Но сварщик Семёнов
И плотник Дикой
Ему отрицательно
Машут рукой.

Особое свойство
Герои имеют:
Совсем о себе
Говорить не умеют.
С охотой других
Называют они,
А сами всегда
Остаются в тени.

Да будет
Стихами поэта
Воспето
Высокое свойство
Особое это!
Хочу я, ребята,
Чтоб было оно
И вам по наследству
Отцами дано.

В каменном кресле,
Хмур и сердит,
Каменный доктор
В раздумье сидит.

Доктор, который
Похож на бойца,
Доктор, лечивший
Ребячьи сердца.

Камень — ботинки.
Камень — халат.
Каменный профиль.
Каменный взгляд.

В каменном кресле
Доктор сидит...
Что же он хмурится,
Что ж он сердит?

Кажется мне:
Не закроет он век,
Болен пока
Хоть один человек.

Кажется:
Слышит
Профессор в тиши.
Как снова его
Зовут малыши.

И грозная ночь
Наконец настаёт:
Каменный доктор
С кресла встаёт!

Тропкой знакомой
Идёт до угла...
Вот он со скальпелем
Встал у стола.

Каменный доктор
Шепчет:
— Пора,
Дайте мне маску
Скорее, сестра!

Кажется мне.
Что лежит на столе
Самый последний
Больной на земле.

Капли текут
По гранитному лбу —
Доктор вступает
Со смертью в борьбу.

Сердца комочек
Находит рука...
Секунды прошли?
Или, может, века?

Видишь:
Больной улыбнулся
Сквозь сон...
Значит, он ожил,
Значит, спасён!

В окна стучится
Рассвет голубой —
Кончен со смертью
Решающий бой!

Доктор проходит
Вдоль тихих палат:
Камень— ботинки.
Камень — халат.

В кресло садится,
Стар и сутул.
Веки закрыты —
Доктор уснул.

Мимо неслышно
Идите, друзья:
Спит Человек —
Беспокоить нельзя.

Цветы положите
На пьедестал...
Каменный доктор
Очень устал.

В порту
Как в сейфах,
Сокровищ груды:
Зерно и уголь,
Станки и руды.
Забиты ими
Тут все проходы.
А ну, чья очередь,
Эй, пароходы!

Звенит, как песня,
Звучит, как тайна,
Сначала:
— Вира! —
А после:
— Майна! —

Мы краном цепким
Тюки ворочаем
И на рассвете
И поздней ночью.

Узлы стальные
Руками пробуем.
Играют мускулы
Под синей робою.

В порту,
Как в сейфах.
Сокровищ груды:
Зерно и уголь.
Станки и руды.

Всем, чем богаты
Земля и недра,
Мы поделиться
Готовы щедро.

Во имя дружбы,
Во имя мира,
Сначала:
— Майна! —
А после:
— Вира!

Ценней сокровищ,
Ценней богатства
Людей рабочих
Святое братство.
И наша песня
Над морем льётся,
Как ленты с якорем
У краснофлотца.

Когда за окном непогода
И ветер гудит в проводах,
Я думаю:
Вот уж полгода
Отец мой в арктических льдах.

Я думаю:
В Арктике — вьюга
И кануло солнце во тьму.
В краю том, наверное, туго
Без солнца отцу моему.

Уходит отец мой в сугробы
с винтовкой своей за плечом:
Берёт он из проруби
Пробы,
Шкалу освещая лучом.

Земля в полушубок одета.
Приборы — и те колбасят.
И матовый градусник
Где-то
На цифре застыл
«Шестьдесят».

По тропкам нечётким и льдистым,
Окончив задание дня,
Отец мой шагает к радистам
И трубкой дымит у огня.

По просьбе настойчивой мамы
Он шлёт нам из нескольких слов
Короткие радиограммы:
«Дрейфую. Скучаю. Здоров».

И как я ему благодарен.
Когда от него,
От отца,
Нам ящик почтовый подарит
Одно или два письмеца.

Отцовский простуженный голос
Опять зазвучит в тишине,
Загадочный Северный полюс
Вплотную приблизив ко мне.

И вижу я:
Без одежонок,
Следов оставляя черту,
Весь белый,
Бежит медвежонок
С серебряной рыбой во рту.

И край тот,
Суровый и снежный,
Слепящий своей белизной,
Нам с мамой покажется нежной,
Немного смешною страной.

Про мелочи пишет дотошно.
Про подвиги — нет и словца...
Я думаю:
Это нарочно.
И я понимаю отца.